юноши, и… он сделал первый глоток.
«Нет! Нет! Не пей! Не смей пить, слышишь?» — орала я, летая между пареньком и предводителем турронов, но меня никто не слышал, не видел и не чувствовал.
— Послушный, мальчик, — похвалил его дьявол и передал кубок помощнику. Монстр протянул ладони к магу и произнес: — Душа, приди ко мне!
«Мне… мне… мне…» — повторило за ним алчное эхо.
Фигуру юноши на миг окутало чистое, светлое сияние, а потом оно словно уменьшилось, превратившись в крохотный пульсирующий сгусток света. Шарик отделился от мага и полетел прямо в руки монстра. Глаза юноши закрылись.
— Отлично. Жаль, что она у тебя слишком чистая. Теперь ты все забудешшшшь и вернешшшшься в свой ми-и-и-ир… — прошипел монстр.
А дальше… Дальше мир завертелся, закручиваясь воронкой, в которую засасывало и меня. Последнее, что я увидела, было лицо Таны Едемской. Точнее, не Таны, а туррона, изображавшего ее, потому что его маска поплыла, проявив истинный образ.
Проснулась в холодном поту в своей кровати, на которой сидела Юлка.
— Ксю, что с тобой? Ты так кричала! Кого ты просила не пить?
— Сон… Мне, кажется, приснился сон… Очень реалистичный… — выдохнула я.
Жутко хотелось пить, и я опустила ноги с кровати, нащупывая тапочки. Даже проснувшись в своей постели, я никак не могла успокоиться. Что-то в Тане Едемской было подозрительное. Нет, это не фальшь Ее я почувствовала сразу, а мгновенно затягивающиеся раны и проступившее лицо туррона только уверили меня в этом. Было что-то еще. Важное. Чертовски важное. Но сколько бы я не силилась, прокручивая в голове события сна, никак не могла понять, что же меня тревожит.
Мы с Жавуриной пили крепко заваренный чай, за окном сгустилась беззвездная ночь. С тех пор, как иные прорвали магическую защиту, солнце ни разу не выглянуло. Почти всегда небо оставалось серым, лишь по ночам, когда наступала тьма, становилось непроглядно черным.
Меня колотило так, что даже зубы стучали о край чашки. Никак не могла успокоиться. Слишком уж реалистичная картина мне приснилась.
— Может, тебе корвалольчику накапать? — заботливо спросила Юлка.
— Нне ннадо, — попыталась ответить я. — Идди сы-спать, а йа-а пос-сиж-жу.
— Нет уж, подруга. Я тоже с тобой посижу, пока ты не отойдешь. С Юлкой спорить бесполезно. Сказала — посидит, значит, не уйдет ни за что. Ну и пусть. Ее присутствие успокаивало.
— Расскажешь?
— Ччто? — не сразу врубилась я.
— Сон расскажешь?
— А? Да.
Правда, рассказать я смогла лишь после двух чашек чая. Пришлось упомянуть и о первом сне, когда я описывала подруге чашу-артефакт.
— А не думаешь, что сон был вещим? — тут же оживилась Юлка. — Ведь с магистром Элазаром это сработало.
— Не знаю, — честно ответила я. — Утром расскажу Фонтею, а там посмотрим, что он на это скажет.
— Правильное решение! — Юлка глубоко зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Теперь спать! Ночь на дворе!
— Ты иди, а я тут немножко посижу еще.
— Точно корвалола не надо? — подозрительно прищурилась Жавурина.
— Точно, — заверила я, и Юлка ушла, шаркая по гладкому полу растоптанными шлепанцами.
Долго я не сидела, исполняя обещание, данное подруге. Подошла к окну и какое-то время вглядывалась во мглу за стеклом. В конце концов, решила все же лечь, но заснуть так и не смогла до самого рассвета.
С тех пор, как чародей объявил меня своей ученицей, жизнь снова круто изменилась, сделав неожиданный поворот. И не в лучшую сторону. Фонтей считал точно так же, как все маги, что тренированному телу лучше поддаются магические потоки, поэтому гонял меня нещадно. Ранний подъем, пятикилометровая пробежка, комплекс физических упражнений, а в довершение всех мучений — контрастный душ, который должен был заканчиваться ледяной струей, бьющей в мое измученное тело, но… Эту часть процесса становления юного чародея Элазар не контролировал, и я халтурила, нежась под теплой водичкой. Организм, не привыкший к таким нагрузкам, все равно страдал, напоминая мне об этом при ходьбе тянущей болью в мышцах.
Причем, лорда бывшего моего куратора дедуля к нашим спортивным занятиям не приобщал. С Кремером я, вообще, в последнее время пересекалась мало. Совместных занятий почти не было. Видела его лишь изредка, издалека. Он похудел, осунулся, но мое сердце неизменно начинало биться чаще, как только взгляд ловил его высокую фигуру, облаченную в пропыленную рокерскую одежду.
Да и с девочками виделась теперь редко. К каждой приставили своего куратора, встречались мы лишь на общих предметах, а их остался мизер. Больше всего не хватало Юлки с ее колкими замечаниями и вечным оптимизмом, но… Как говорится, цель оправдывает средства. Шла настоящая война, и я очень хотела оказаться полезной, ведь там за магической завесой жили мои родные, близкие, друзья. А для этого нужно было освоить миллион разных магических премудростей. И я старалась. Очень старалась, работая на износ, благо Элазар не возражал, а даже поощрял мое рвение.
Когда я поняла, что уснуть уже не удастся, а за окнами черная мгла превратилась в серую хмарь, не выдержала и на цыпочках прокралась к обучающему кристаллу.
— Эпишечка, привет! — чуть слышно прошептала я, наплавляя на его поверхность магический поток.
Кристалл вспыхнул, и скрипучий голос недовольно пробормотал:
— И чего тебе занадобилось так рано?
— Тише, пожалуйста, тише! — взмолилась я, прижимая палец к губам, словно обучатель мог увидеть мои жесты.
— Ладно, уж, — отозвался Эпишка. — Чего там у тебя, выкладывай.
— А вы владеете информацией о древних артефактах?
— Я много чем владею. Даже тем, чего тебе и вовсе знать не положено!
— Не могли бы вы рассказать мне об одной вещи, очень вас прошу!
— Опиши-ка вещицу-то, — потребовал хранитель кристалла.
— Чаша выглядит как половина земного шара, которую вместо ножки поддерживают три фигурки иных. Достаточно большая, сделана очень искусно. Пожалуй, это все. Лучше рассмотреть не успела…
— Где бы ты ее, вообще, видеть могла? — вроде и ко мне обратился, а вроде и сам к себе. Промолчала, на всякий случай. Иногда лишнюю информацию не стоит доверять даже тому, у кого ее итак много.
— Ну, что? Знаете такой артефакт?
— Погодь ты! — проворчали в ответ. — Можно подумать, я тут только этим и занимаюсь, что про артефакты турронов рассказываю…
— Турронов? — невольно вырвалось у меня. — Значит, чашу создали не маги?
