франшизу продлят, а Дауни – младший подпишет контракт. Или вы про Феликса?
– … или волшебник Гудвин даст ему человеческое сердце, – задумчиво произнес он.
– Это навряд ли. Мне выходить сейчас, – она встала, накинула на плечо рюкзак, взяла с пола шоппер и направилась к дверям.
– Какое совпадение! Мне тоже!
– Всё вы врете!
– Вру. Мне вообще-то на кольцо надо было … Но ничего, я никуда не спешу, я как Пятачок – до пятницы совершенно свободен, – произнес он мультяшным голосом и своим добавил. – Давайте уже вашу сумку. Раз уж я вас сопровождаю. Она сделала круглые глаза, но тот решительно взял из ее рук шоппер.
– Мне на переход, – сказала она и пошла в сторону к эскалаторам к Большому театру.
– А вы москвичка. Приезжие делают переход в центре зала, где написано, что переход.
– Так ведь там пешком идти надо, а тут лесенка-чудесенка везет наверх.
– Так на чем мы остановились?
– Что вы ушли из театра – променяли Мельпомену на Золотого тельца.
– А вы неглупая. Это тоже редкость.
– Но конечно, не такая как брови.
– На самом деле я бы мог и не машинистом. У меня и образование есть, и талант, как видите. Видите? Я бы и в опере мог петь! Да хоть вон там! – он кивнул в указатель выхода к Большому театру. – Что наша жиииииииизнь? Икрррра! Сегодня тыыыыы, а завтра яяяяя!
Его вполне себе оперный тенор рассыпался под куполом станции у эскалаторов к Театральной.
– Мы с Максом хотели шоу-группу сделать: классические оперные партии с гитарами, басами, электроникой, чтобы всё в огне, цветомузыка.
– Что же вас остановило?
– Сестра. Она замуж за итальянца вышла, ей нужна была помощь.
– Мафия?
– Почему сразу «мафия»! У них виноградники. Были.
– Так вы еще и винодел…
Они сели в поезд в сторону «Речного». Здесь в вагоне пассажиров тоже было негусто.
– Ну как винодел… Фильм с Челентано, где он давит ногами виноград в бочке смотрели?
– «Укрощение строптивого»?
– Наверное. Такое. Только мне пришлось оттуда бежать.
– Неужели не мафия?
– Если бы! У старшего брата мужа было красавица-дочь. Ну, как красавица. Юная просто. Влюбилась в меня по уши. А я что? Я же слабовольный, слабохарактерный. Ну как горячей девушке откажешь? Вот папаша ее и разозлился. Хотел меня застрелить. И застрелил бы. Только я везунчик. Ружье его хранилось в сейфе, а он шифр забыл от чуйств. Была фора у меня смотаться подальше. Так что в Италию я больше не ездок.
– Прямо как Чацкий в Москву…
– У нее вообще-то жених был. Отец выбрал достойного. А тут я такой – бонджорно, синьорина! Мы бандито, гангстерито, мы кастето – пистолето, мы стрелянто, убиванто, украданто то и это…– он опять вскочил с сиденья и запел, пародируя героев мультика про приключения капитана Врунгеля, затем раскланялся и, взяв ее руку, галантно приложился губами.
Тут уж она не смогла сдержаться и рассмеялась. Его лицо уже не казалось ей таким простецким. Она смотрела на него и силилась понять, сколько все же ему лет. Вел он себя достаточно раскрепощенно, развязано, мужчины за тридцать так себя редко ведут. Но тому количеству событий, которые он вместил в свой монолог, требовались годы в рамках человеческой жизни. Да и морщинки, глубоко прорезавшие его лицо у слегка опущенных кончиков глаз, говорили о долгих годах, полных сильных эмоций.
Они проехали «Маяковскую», подъезжали к «Белорусской».
– У вас есть шанс всё же попасть на кольцо, – напомнила она.
– Нет уж! Гусары на полпути не останавливаются… А что вы все время молчите! Смотрите, сколько я вам всего наболтал. А Вы?
– Я лучше воздержусь.
– Боитесь меня? Думаете, я маньяк какой-то или вообще придурок?
– Нет, не думаю. Это мой стиль – больше молчать.
– Стиль – быть грустной?
– Я не грустная. Я серьезная. И уставшая.
– Только грустные люди в воскресенье вечером уставшие.
– Значит, вы точно не уставший.
– Как знать…
Поезд остановился на станции «Динамо».
– Никогда не понимал этого: как можно было так станцию назвать? В честь девушек, которые пудрят ребятам мозги и сливаются?
– Нет, это в честь физкультурно-спортивного общества. Было создано в двадцатых годах прошлого века. Тогда для девушек считалось не комильфо динамить – был популярен лозунг «Долой стыд!». Каждая честная комсомолка…
– Золотые времена! – воскликнул он и осекся.
– Молодых людей это тоже, кстати, касалось! – засмеялась она.
– Ну а вот еще одна странность: почему станция «Аэропорт», а аэропорта тут никакого нет?!
– Зато Аэровокзал был.
– Две большие разницы, как говорил моя дядя Жора.
–Из Одессы?
– Из Архангельска.
– Широкая у вас семейная география!
– И не только семейная. Я же по молодости матросом работал. На трейлере ходил в океан. Нефть…
– Может, танкере?
Он задумался. Она не была уверена, о чем – то ли о голубом океане, то ли о том, что заврался уже по самые не балуйся и надо как-то выруливать на сушу из пучины собственных фантазий.
Они помолчали. Миновали «Сокол», проехали «Войковскую». Краем глаза она видела, как на его лице проигрываются варианты того, чем может продолжится эта встреча: ничем или продолжением? А вот и «Водный стадион»…
Они вышли на станцию. Приближалась развязка.
– Ну всё, дальше мне нельзя, – он виновато протянул ей шоппер.
– Совесть не велит?
– Если пойду, нарвусь на приключения. А мне на сегодня их достаточно: от полиции удрал, с другом выпил, с красивой девушкой познакомился.
– Кота похоронил.
– Похоронил…
В его янтарно-медовых зрачках все так же смеялись искорки.
Возникла пауза. «Дать ему телефон что ли? С ним хотя бы будет весело», – подумала она.
– Нет, запишите мой! – он как будто прочел ее мысли.
– Ну вот, я уже телефон далеко убрала… – она поставила шоппер на пол, открыла рюкзак, телефон к этому моменту уже благополучно провалился в его бездонные недра. Сверху оказалась тетрадь с пристёгнутый к ней за колпачок ручкой.
– Давайте аналогово, – усмехнулась она.
Он кивнул, взял тетрадь, ручку и взглянул на неё, как маститый писатель смотрит на читателя, протянувшего за автографом свежий экземпляр его очередной нетленки.
И вдруг улыбка сползла с его губ. Искорки в глазах заледенели. Он открыл тетрадь где-то посередине, не глядя записал номер.
– Что-то цифр многовато, – удивилась она.
– Это код. У меня СПИД. Позвоните сестре, – он резко захлопнул тетрадь, сунул ей руки, развернулся и, не оборачиваясь, быстро пошёл в противоположную сторону платформы, к которой подъезжал поезд в сторону центра. Она застыла, как сталактит, провожая взглядом его спину, вскоре скрывшуюся в вагоне. Двери захлопнулись и поезд двинулся в туннель.
А она постояла в оцепенении еще какое-то время. Открыла тетрадь. На странице
