которой сыновья Иехиела из Пизы так много сделали для еврейско-испанских эмигрантов, была разграблена, уменьшена и разорена. Дон Иосиф и его близкие были закованы французами в цепи и посажены в тюрьму вероятно с целью добыть у них деньги. Одна из его невест, молодая и красивая, бежавшая из Португалии в мужской одежде, будучи беременной, бросилась с башни вышиной в 20 локтей вниз, чтоб не быть вынужденной креститься, но чудесным образом» осталась вместе со своим плодом невредимой. Плененные Яхии получили свободу лишь после отдачи большей части своего имущества в качестве выкупа. Во Флоренции, куда они переселились из Пизы, им также нельзя было оставаться, потому что этот город, после ухода французов, сделался ареной борьбы диких страстей приверженцев политически-церковного мечтателя, Жироламо Савонаролы, и его противников. Дон Иосиф поэтому направился в Ферару. Сначала он был очень дружелюбно принят герцогом этой страны, но позже ему было предъявлено обвинение, возбужденное против него португальским двором или еврейскими доносчиками, будто он своим состоянием и положением укреплял и поддерживал марано в в их приверженности к иудаизму. Это многострадальное семейство Яхия было вторично посажено в тюрьму, откуда оно было освобождено снова лишь при помощи крупной суммы денег. Но старый дон Иосиф не выдержал этих мучений и вскоре после того умер (1498).
Благородное семейство Абрабанелов не избегло суровых ударов и беспокойных скитаний. Отец, Исаак Абрабанел, занявший в Неаполе выдающееся положение при дворе просвещенного короля, Фердинанда, и его сына, Альфонсо должен был, при приближении французов, покинуть город и вместе со своим королевским покровителем искать убежища в Сицилии. Вступившие французские шайки разграбили в его доме все дорогие вещи и уничтожили очень ценную библиотеку, которая для него являлась наибольшей драгоценностью. После смерти короля Альфонсо, Исаак Абрабанел отправился для безопасности на остров Корфу; однако там оставался только до ухода французов из Неаполитании, затем он поселился в Монополи (в Апулии), где разработал и переработал многие свои сочинения. Богатства, приобретенные им во время службы португальскому и испанскому дворам, растаяли, жена и дети были оторваны от него и разбросаны , а сам он жил в мрачном настроении, от которого его могло оторвать только изучение священного Писания и источников иудаизма. Его самый старший сын, Иегуда Леон Медиго Абрабанел, жил в Генуе, где, несмотря на беспокойную жизнь и глубокую печаль по оторванном от него и воспитанном в христианстве в Португалии сыне, он интересовался идеалами. Леон Абрабанел в действительности был более образован, талантлив и вообще был более выдающимся, чем его отец, и заслуживал, чтоб к нему относились с большим уважением и не считали простым приложением к последнему. Леон Абрабанел занимался медициной лишь как источником пропитания (отсюда его прозвище Медиго), астрономией же, математикой и метафизикой как излюбленными науками. С талантливым и в то же время странным Пико де Мирандола Леон Медиго познакомился и подружился незадолго до смерти последнего.
Леон Медиго удивительным образом пришел в близкое соприкосновение со знакомыми времен своей юности, с испанскими грандами и даже с самим королем Фернандо, изгнавшим его семью и тысячи других и погнавшим их навстречу смерти. Он был лейб-медиком испанского главного капитана, Гонсалво де Кордова, завоевателя и вице-короля Неаполя. Мужественный, любезный и щедрый де-Кордова не разделил ненависти своего повелителя к евреям. Еврейской литературе он дал покровителя в лице одного из своих потомков. Когда король Фернандо, после завоевания королевства Неаполя (1504), приказал изгнать евреев отсюда, как из Испании, главный капитан воспрепятствовал этому своим замечанием: в Неаполитании находится всего очень мало евреев, так как большинство прибывших или снова выехали, или перешли в христианство; изгнание этих немногих принесло бы только вред стране, потому что они переселились бы в Венецию и перенесли бы туда свое прилежание и свои богатства. Вследствие этого евреи могли еще некоторое время оставаться в Неаполитании. Но против иммигрировавших из Испании и Португалии маранов Фернандо приказал устроить ужасную инквизицию в Беневенте. У этого щедрого, умного и храброго главного капитана, Гонсалво де Кордова, Леон Медиго в течение двух лет был лейб-медиком (1505 до 1507); там видел его король Фернандо при своем посещении Неаполя. После отъезда короля и немилостивого увольнения вице-короля (июнь 1507), Леон Абрабанел, не находя другой подходящей деятельности, вернулся к своему отцу, жившему в то время в Венеции.
Второй сын Исаака Абрабанела, Исаак II, проживал в качестве врача сначала в Reggio (Калабрия), а позже в Венеции, куда он вызвал также своего отца. Самому младшему сыну, Самуилу, который позже стал великодушным защитником своих единоверцев, было лучше всего; он в это время пребывал под тенью тихой школы в Салониках, куда отец послал его для изучения еврейских знаний. Старший Абрабанел еще раз вступил на политическое поприще. В Венеции ему представился случай уладить спор между португальским двором и венецианской республикой, возникший вследствие устроенных португальцами ост-индских колоний и в особенности торговли колониальными товарами. Некоторые влиятельные сенаторы познакомились при этом с правильными политическими и финансовыми взглядами Абрабанела и с того времени советовались с ним по поводу важных государственных вопросов. Но его сила была сломлена многочисленными перенесенными страданиями и скитаниями. Еще до семидесятилетнего возраста подкралась к нему дряхлость старческого возраста. В ответном послании к одному жаждущему знаний человеку из Кандии, Саулу Когену Ашкенази, ученику и духовному наследнику Илии дель-Медиго, задавшему ему важные философские вопросы, Абрабанел жаловался на возрастающую слабость и старчество. Это если б он даже скрыл, выдали бы его написанные в то время сочинения. Гонимые жертвы испанского фанатизма должны были бы иметь тело из железа и крепость камня, чтоб не пасть под напором таких страданий.
Ясную картину беспрерывных скитаний еврейско-испанских изгнанников дает жизнь одного товарища по несчастью, который, не представляя сам по себе ничего выдающегося, приобрел себе известность благодаря энергии, с которой он возбуждал упавшую бодрость несчастных. Это был деятельный посланец, любитель книг, испанец, Исаак бен Авраам Акриш (1489 г., ум. после 1578), которому еврейская литература обязана сохранением многих ценных вещей. Акриш говорил о себе полушутя, полусерьезно: он, должно быть, родился в такое время, когда планета Юпитер проходила чрез знак Рыб зодиака; такое совпадение предсказывало, согласно астрологии, жизнь, полную скитаний; хотя он был хром на обе ноги, однако всю свою жизнь он провел в странствованиях из города в город, по воде и на суше. Еще, будучи маленьким мальчиком, Акриш был изгнан из Испании, а в Неаполе его постигли несчастья, которые, как бы составили заговор против изгнанников. Так хромая, он шел от народа к народу, «языка которых
