К тому времени его другом стал джин «Гилбис».
– Я пытаюсь не винить. И по большей части мне это удаётся, пока не проснусь посреди ночи в пустой кровати. Тогда я виню его.
4
Мама спустилась с холма. В конце тротуара стоял знак. Пройдя мимо знака, она перешла через мост. К тому времени уже начало темнеть и заморосил дождь. Она зашла в магазин, и Ирина Элиадес (разумеется, известная, как миссис Зиппи) сказала ей, что новая партия курицы будет готова через три минуты, максимум через пять. Где-то на Пайн-Стрит, недалеко от нашего дома, сантехник только что закончил последнюю за субботний вечер работу и складывал инструменты в свой грузовик.
Подоспела курица, горячая, с хрустящей и золотистой корочкой. Миссис Зиппи упаковала восемь порций и дала маме лишнее крылышко, перекусить по дороге домой. Мама поблагодарила её, расплатилась и остановилась посмотреть стойку с журналами. Если бы она не сделала этого, то могла преодолеть весь путь через мост – кто знает? Грузовик сантехника должно быть свернул на Сикамор-Стрит и начал спускаться с холма по дороге, длиной в милю, пока мама просматривала последний выпуск «Пипл».
Она положила журнал на место, открыла дверь и, обернувшись, пожелала миссис Зиппи: «Доброй ночи». Возможно, она закричала, когда поняла, что грузовик вот-вот собьёт её, и только Богу известно, о чём она могла подумать, но это стали последние слова, произнесённые ею. Она вышла на улицу. К тому времени уже шёл слабый, но устойчивый дождь – серебристые линии в свете единственного уличного фонаря по эту сторону моста.
Жуя куриное крылышко, мама вошла на стальной настил моста. Фары выхватили её из темноты и отбросили позади неё длинную тень. Сантехник миновал знак на другой стороне, предупреждающий: ПОВЕРХНОСТЬ МОСТА ЗАМЕРЗАЕТ! СОБЛЮДАЙТЕ ОСТОРОЖНОСТЬ! Смотрел ли он в зеркало заднего вида? Может, проверял сообщения на телефоне? Он отрицал и то и другое, но когда я думаю о том, что случилось с мамой тем вечером, то всегда вспоминаю слова отца о единственном настоящем несчастном случае, о котором он слышал – когда мужчине в голову попал метеорит.
Места там хватало – стальной мост был значительно шире своей деревянной версии. Но свою роль сыграла стальная решётка. Водитель увидел маму на полпути через мост и ударил по тормозам, не потому что гнал (по крайней мере, так он сказал), а чисто инстинктивно. Стальная поверхность уже подмёрзла. Грузовик заскользил, начал вращаться и заваливаться набок. Мама вжалась в перила моста, уронив маленький кусочек курицы. Грузовик прокатился дальше, ударил её, и она закружилась вдоль перил, как волчок. Не хочу думать о частях тела, которые ей оторвало в том смертельном вращении, но порой я бессилен. Я знаю только, что грузовик в итоге впечатал её в опору моста со стороны «Зип Маркета». Что-то от мамы упало в реку. Большая её часть осталась на мосту.
Я храню в бумажнике нашу с ней фотографию. Её сделали, когда мне было около трёх. Я сижу у неё на коленях. Одной рукой в её волосах. У неё были красивые волосы.
5
В тот год было дерьмовое Рождество. Вы уж поверьте.
Я помню поминки после похорон. Они проходили у нас дома. Я видел отца, встречающего людей и принимающего соболезнования, а потом он куда-то пропал. Я спросил его брата, моего дядю Боба, где он. «Ему нужно прилечь, – ответил дядя Боб. – Он очень измотан, Чарли. Почему бы тебе не сходить на улицу поиграть?»
У меня не было никакого желания играть, но я вышел на улицу. Я прошёл мимо группы взрослых, вышедших наружу покурить и слышал, как один из них сказал: «Бедолага, напился в стельку». Даже тогда, глубоко скорбя по своей матери, я понял, о ком они говорят.
До смерти мамы я бы сказал про отца: иногда выпивает. Я был всего лишь маленьким ребёнком, второклассником, так что, полагаю, вы отнесётесь к этому с сомнением, но я так считал. Я никогда не слышал, чтобы у него заплетался язык, он никогда не шатался пьяным по дому, не ходил по барам, и никогда не поднимал руку на меня или маму. Отец приходил домой со своим портфелем, и мама наливала ему выпить, обычно мартини. Она и сама выпивала стаканчик. Вечером, когда мы смотрели телевизор, он мог выпить пару банок пива. Вот и всё.
Всё изменилось после проклятого моста. Отец был пьян после похорон (в стельку), пьян на Рождество, пьян в Канун Нового года (который, как я узнал позже, такие люди называют «вечер самодеятельности»). В течении недель, месяцев после того, как мы потеряли маму, он большую часть времени был пьян. В основном дома. Он по-прежнему не ходил по барам («Слишком много таких же придурков, как я», – однажды сказал он), и по-прежнему не поднимал на меня руку, но тяга к алкоголю вышла из-под контроля. Сейчас я это понимаю, но тогда просто принимал. Так делают дети. И собаки тоже.
Мне пришлось готовить себе завтрак пару дней в неделю, потом четыре, потом почти всё время. Я ел на кухне «Альфа-Битс» или «Эппл-Джекс» и слышал, как он храпит в своей комнате – раскатисто, как моторная лодка. Иногда он забывал побриться перед уходом на работу. После ужина (всё чаще и чаще навынос) я прятал ключи от машины. Если ему нужна была новая бутылка, приходилось идти до Зиппи пешком. Иногда я переживал не собьёт ли его автомобиль на проклятом мосту, но не очень сильно. Я был уверен (почти), что оба моих родителя не могут погибнуть в одном и том же месте. Отец работал в страховой компании, и я представлял, что такое таблицы смертности: расчёт вероятностей.
Отец был хорош в своём деле и больше трёх лет ему сходило с рук его пьянство. Получал ли он предупреждения на работе? Я не знаю, но возможно. Останавливали ли его за неосторожное вождение после полудня, когда начиналось возлияние? Если так, то, видимо, он отделался предупреждением. Скорее всего, потому что он знал всех копов в городе. Сотрудничать с копами было частью его работы.
В течении этих трёх лет был определённый ритм в нашей жизни. Может, не очень хороший, не из тех, под который хочется танцевать, но вполне сносный. Я возвращался из школы около трёх. Отец появлялся к пяти, уже успев немного принять на грудь и с перегаром изо рта (он не ходил по ночам в бары, но, как я
