континенте идеологической (религиозной) парадигмы.
* * *
В настоящее издание включены работы выдающихся отечественных историков и исследователей Л. П. Карсавина, Н. А. Осокина, А. Н. Веселовского, а также фрагмент из капитального труда Г. Ч. Ли «Инквизиция». Все работы печатаются в современной орфографии и сопровождаются историческим комментарием.
Лев Карсавин
ОЧЕРКИ
СРЕДНЕВЕКОВОЙ РЕЛИГИОЗНОСТИ
Публикуемая работа Л. П. Карсавина — избранные главы из магистерской диссертации «Очерки религиозной жизни Италии XII u XIII веков»(опубликована в 1912 г., защищена в 1913 г.). При написании этой книги Карсавин активно пользовался материалами итальянских архивов — в Италии он находился в «творческой командировке» с 1910 по 1912 год. Позднее, в 1915 году, Карсавин опубликовал исследование «Основы средневековой религиозности в XII–XIII вв., преимущественно в Италии», продолжавшее тему «Очерков» и защищенное в качестве докторской диссертации (1916).
ИТАЛЬЯНСКИЕ КАТАРЫ
1. В религиозном развитии средневековья катары занимают своеобразное положение. Манихейство возникло рано на почве слияния гностико-христианских мифа и догмы с восточными элементами. Вплоть до XII века оно живет собственною своею жизнью, принимая различные формы, но оставаясь верным своей природе, не изменяя своей догме и старому ритуалу первых веков христианства, развиваясь как антипод христианства. Катары — не христиане; происхождения их нельзя искать в религиозной жизни средневекового Запада, и вплоть до второй половины XII века они имеют для нее совершенно второстепенное значение. Но с этого времени картина меняется очень быстро. Очаги западного манихейства, казалось, уже потухшие, внезапно разгораются вновь и охватывают северную и среднюю Италию и юг Франции пламенем зловещего для христианства пожара. И этот неожиданный рост катаризма не может быть объяснен влияниями болгарского новоманихейства. Сила катаризма не в пришельцах с Востока, а в поддерживающем и питающем его местном населении. Только благодаря этому приспособлению своему к окружающей среде катаризм становится характерным для Запада явлением, выражающим религиозные запросы западного христианства, хотя и нехристианским. Чтобы яснее выразить свою мысль, позволю себе уподобить катаризм-манихейство потоку, ответвившемуся от христианского почти у самых истоков последнего, воспринявшего в себя другие, чуждые христианству, и продолжавшему течь по собственному своему руслу вплоть до XII века, когда оба, и он, и христианский, вновь сливаются друг с другом.
Существо догмы катаров чуждо христианству; оно не может быть выводимо из религиозного состояния западной Европы в XI–XII веках. Но успех новоманихейства позволяет предполагать, что к XII веку христианство, если не по своему учению, то по настроениям, к нему приблизилось, что какие-то процессы, совершавшиеся в христианстве, сделали католиков восприимчивыми к учению катаров. В данной связи мне и интересна собственно только эта, если можно так выразиться, симптоматическая сторона катаризма. Историк религиозной жизни XII — ХП1 вв. может до известной степени пренебречь догмою катаров, но только до известной степени: поскольку эволюция ее не отражает собой религиозного развития именно этой эпохи. Поэтому для него важно было бы сосредоточиться не на догме вообще, как делают это Шмидт, Деллингер и Токко, а на ее видах и на ее развитии. Но для целей настоящей работы такое исследование существенного значения не имеет, так как она ориентирована к религиозной жизни масс, не обладающих специфически догматическим творчеством, выливавшемся и у катаров в формы и терминологию современной им философии. Зато тем большее значение имеет вопрос: что влекло к катаризму, что позволяло и заставляло принимать катарское мирочувствование и мировоззрение в самой общей, вульгарной, доступной для большинства форме? Ответ на этот вопрос должен бросить некоторый свет и на причины феноменального успеха новоманихейства. А благодаря этому успеху, быстрому расцвету и распространению, благодаря опасности для христианства, катаризм удобен исследователю и в другом отношении. Именно он помогает оценить силу религиозных потребностей эпохи и территориальную широту их. Tак намечаются две проблемы: 1) распространение катаризма и 2) причины его успеха.
2. Первые слухи о существовании катаров в Италии доносятся из Франции и Фландрии. В 1022 году манихейская ересь была обнаружена в Орлеане, но таилась она там уже давно. Говорили, что она занесена была в Орлеан из Италии. Почти одновременно, в 1025 году, открыли катара Гундульфа, окруженного несколькими учениками, также «из пределов Италии», во Фландрии.
Так самые ранние известия о ереси катаров выводят ее из Италии, и вполне позволительно допускать ее существование там в самом начале ХI и, может быть, в конце Х веков. Во всяком случае в XI веке в Риме знали о существовании ереси в Армении и даже видели «манихеев». Это видно из того, что римляне едва не побили камнями прибывшего из Армении анахорета Симеона, приняв его за еретика[4].
Под 1027 годом в хронике Ландульфа Старшего встречается более обстоятельное и точное свидетельство о ереси в Ломбардии. Архиепископ миланский Ариберт, объезжая свою епархию и прибыв в Турин, узнал о существовании неслыханной ереси, приютившейся в замке Монфорте около Асти. Этот замок, если доверять показанию Радульфа Diaöepa, был «полон знатными людьми, которых так запятнало еретическое лжеучение, что легче было им кончить жестокою смертью, чем отвратиться от него к целебнейшему учению Господа Христа». Часто на них совершали нападения Манфред, «marchionum prudentissimus»{1}, брат его, стоявший во главе Асти, Альдерик и другие marchiones ас praesules{2}; захватывали некоторых и, «кого не могли отозвать от безумия, сожигали огнем». Но это не искореняло ереси. Ею была увлечена местная знать, и Ландульф причисляет к еретикам саму комитессу замка. Можно подозревать, что в основе борьбы Манфреда и др. с Монфорте лежало не религиозное рвение или не только оно, а также политические страсти. Они же в значительной степени, вероятно, руководили и Арибертом, боровшимся с внегородской знатью. Как бы то ни было, архиепископ произвел расследование, и рассказ Ландульфа бросает некоторый свет на характер лжеучения новых еретиков, один из которых довольно откровенно высказался перед Арибертом.
Еретики не признают римской церкви и во всяком случае римской иерархии: ни папа, ни епископы, ни священники не могут давать отпущения грехов. Римской церкви еретики смело противопоставляют себя и своих, рассеянных по миру, но внутренне, по крайней мере, единых; римской иерархии — своих majores. Жизнь новой секты невольно обращала
