вопрос:
— Ну что там?
Человек погладил светловолосую голову и так же негромко, с прорвавшимся бешенством в голосе ответил:
— Не удалось…
Глава первая
Аскетическая внешность обер-прокурора Святейшего синода Победоносцева могла ввергнуть в трепет любого еретика. Высокий, болезненно худой, отличался Константин Петрович бледным лицом с тонкими губами и непреклонным взглядом глубоко посаженных глаз. Его репутация мудрого государственного мужа была безупречна, близость к императору общеизвестна. И лишь немногие знали, насколько мягкосердечным и великодушным может быть суровый с виду сановник.
Одним из таких немногих был Сергей Белозёров — известный столичный художник, а в недалёком прошлом поручик Киевского гусарского полка. Несколько лет назад Белозёров по заданию Победоносцева выяснял, почему солдат гатчинского гарнизона, несущих охрану царской резиденции, внезапно поразила эпидемия безумий. Разобрался, спас Александра Третьего от невероятно дерзкого покушения, но при этом получил пулю, предназначенную для самодержца. Тогда Сергей выжил, можно сказать, чудом, и чудо это звалось Настенька, — в ту пору невеста, а ныне горячо любимая жена. Она две недели не отходила от больничного изголовья, ухаживая, поддерживая, ободряя…
Так вот, Победоносцев. Разглядев в Сергее художественный талант, он убедил императора послать Белозёрова на учёбу к итальянским живописцам. Спустя два года бывший гусар вернулся в Россию уже сложившимся мастером. В короткое время он буквально ворвался в художественную элиту столицы, стал востребован и популярен. Этому в большой степени способствовало явное благоволение к Белозёрову со стороны обер-прокурора и, пуще того, императора. Гатчинское дело строжайше засекретили (были на то серьёзные поводы), поэтому о причинах высочайшей поддержки общество могло лишь гадать. А ведь всё просто: Александр спасителя не забыл. Благодарный монарх не только сам приобретал полотна Сергея (которые того, безусловно, стоили), но и рекомендовал Белозёрова членам царской фамилии.
Художник вошёл в моду, много работал, совершенствуя мастерство и зарабатывая — на радость своему импресарио — большие деньги. Последнее обстоятельство было как нельзя кстати, поскольку Настенька уже подарила мужу двух сыновей-погодков, и дело шло к третьему[1].
Сегодня Белозёров пил чай в обществе Победоносцева. Они сидели в кабинете обер-прокурора в здании Святейшего синода, что на Сенатской площади. Компанию им составлял генерал-адъютант императора Черевин, — личность легендарная. Боевой товарищ Александра, один из самых близких к нему людей, Черевин отличался умом, храбростью и, к сожалению, неумеренной тягой к спиртным напиткам. Это, впрочем, не мешало ему успешно нести многотрудную службу (да и кто в России не пьёт?). В частности, отвечал Пётр Александрович за безопасность царской резиденции. Там-то, в Гатчине, когда бывший гусар разбирался с солдатами-безумцами, они с Сергеем познакомились и, можно сказать, подружились.
Не виделись, должно быть, года три, поэтому встреча вышла тёплой. Обняв Сергея, Черевин долго хлопал его по плечу.
— Орёл! Хоть сейчас в седло! И усы всё так же вразлёт! — приговаривал он, с удовольствием разглядывая статного Белозёрова. — Бравый нынче живописец пошёл. Не забыл ещё за кистями, как саблю в руке держать?
— Такое разве забудешь? — откликнулся Белозёров. — Да и в фехтовальный зал через день хожу. Какой художник без твёрдой руки?
А про себя сожалеючи отметил, что за прошедшие годы генерал окончательно поседел, и узкое, красивое лицо его с хищным носом над густыми усами испещрено багровыми прожилками, — понятно, какого происхождения. Сейчас писать его портрет было бы грустно…
Прихлёбывая чай из чашки тончайшего мейсенского фарфора, Белозёров не переставал гадать о причинах неожиданного приглашения. Слишком занятый человек обер-прокурор, чтобы при всех добрых отношениях зазвать просто так, на чаёк. Да ещё и Черевин тут… Сергей знал, что Константин Петрович Петра Александровича недолюбливает, ревнуя к монарху. Черевин, в свою очередь, недолюбливал Победоносцева, — ровно по той же причине. Взаимная неприязнь, впрочем, не помешала им тогда, в Гатчине, действовать рука об руку. И если они вдруг сейчас собрались вместе, да ещё пригласили его, Сергея, то… что?
— Ещё чайку, Пётр Александрович? Погорячее? — любезно осведомился обер-прокурор.
— Можно и чайку… коли уж ничего другого не наливаете, — со вздохом согласился Черевин, откидываясь на спинку дивана. — Чистый монастырь. Одно слово, — Синод…
Недоговорив, Черевин в совершенной досаде одним глотком допил чай.
Скрывая улыбку, Победоносцев промокнул тонкие губы льняной салфеткой и, чуть наклонившись к Белозёрову, неожиданно спросил:
— А что вы думаете, Сергей Васильевич, о крушении царского поезда в Борках?
Вопрос из предыдущей беседы никак не вытекал. После катастрофы прошло уже пять месяцев, и страсти по чудесному спасению царской семьи улеглись. Тогда все сошлись во мнении, что император выказал себя настоящим героем-спасителем. Точно так же общество единодушно решило, что виной случившейся беды следует признать исконное российское разгильдяйство и воровство. Комиссия под руководством прокурора Кони и управляющего Юго-Западными железными дорогами Витте уже обнародовала результаты расследования.
Выяснилось, с одной стороны, что царский поезд тянули сразу два паровоза с разными техническими свойствами, и это создавало разнобой в движении вагонов. А когда поезд развил чрезмерную скорость, разнобой стал критически сильным, что и вызвало сход вагонов с рельсов. С другой стороны, путь находился в плохом состоянии. Подрядчик поставил для строительства дороги гнилые шпалы и низкосортный балластный гравий. Если бы не это, катастрофы могло и не быть. А так, — одно к другому…
— Ну что тут скажешь… — произнёс Белозёров. — Государь с семьёй спасся, и слава богу. Но двадцать человек погибли, втрое больше пострадали. Не в каждом бою такие потери. (Черевин сделал утвердительный жест.) А кто за это ответил? Ну, уволили министра путей сообщения, ещё несколько чинов поменьше, — толку-то… Если у нас даже царский поезд под откос идёт, куда уж дальше? — добавил он, разводя руками. — С нашим воровством и бардаком и народовольцев не надо. Сами всё погубим и разрушим.
Победоносцев задумчиво кивнул. Слово взял Черевин.
— Тут, Серёжа, не всё так просто, — негромко сказал он, расстёгивая верхний крючок мундира. — Насчёт воровства и бардака я с тобой согласен. Только сейчас речь не об этом. Я ведь сам на том поезде был, через вагон от государя. Да, разогнались от души. Да, шпалы дрянь и гравий не лучше. Только все эти причины, если какую-то роль и сыграли, то не главную. Главное в другом…
Сергей подался вперёд.
— А в чём же? — спросил он.
— Взрыв был, Серёжа, — медленно произнёс Черевин. — Вот это главная причина и есть. Из-за него-то поезд и сошёл с рельсов.
Наступила тяжёлая пауза.
— Однако… — изумлённо вымолвил наконец Сергей, невольно оглядываясь на Победоносцева.
Судя по непроницаемому лицу, для обер-прокурора слова Черевина новостью не были. Сергей перевёл взгляд на генерала.
— Что за взрыв, Пётр Александрович? Да точно ли
