у которых еврейское равноправие было вырвано вмешательством иноземной силы и которые хотели одновременно избавиться и от французов, и от эмансипированных евреев. Начался торг, пошли закулисные переговоры, и в результате, вследствие какой-то махинации делегатов вольных городов, указанная резолюция вошла в статью 16-ю «Союзных актов» (Bundesakte) с изменением одного только слова в последнем пункте: вместо фразы «в союзных государствах» (in den Bundesstaaten) было поставлено «от союзных государств» (von den Bundesstaaten). Это давало возможность толковать статью в том смысле, что за евреями обеспечены не те права, которые были получены ими в каждом государстве, хотя бы от временного или иноземного правительства, а только те, которые получены от государства, т. е. от законных туземных правителей; а так как из «законных» правительств только прусское и баденское дали евреям частичное равноправие до падения Наполеона, то все акты эмансипации в других государствах Германии могли быть признаны не имеющими силы, — что и требовалось установить в интересах врагов равноправия.
«Союзные акты» были подписаны 8 июня 1815 года, и все участники Венского конгресса разошлись с сознанием исполненного долга по «устроению Европы». Делегаты, имевшие мандат на противодействие еврейскому равноправию, могли принести своим доверителям благую весть: 16-я статья «Союзных актов» развязывала руки всем противникам эмансипации. Началась расправа с евреями «на законном основании», и вместе с тем поднялось антиеврейское движение, какого уже давно не знало германское общество.
§ 2. Литературная травля и погромы 1819 года
Юдофобская зараза шла по Германии, питаясь воздухом политической реакции и в свою очередь насыщая его специальными микробами. Волна немецкого патриотизма, поднявшаяся в годы освободительной войны, вынесла на своем гребне ту уродливую форму национального чувства, в которой любовь к своему народу слита с ненавистью к чужому. Немецкий шовинизм заключил тесный союз с идеей «христианского государства», детищем реакционного романтизма, мечтавшего о возврате к средним векам, — и союзники пошли вместе громить еврейство. Евреи стали ненавистны уже потому, что получили свою свободу от победы революции и Наполеоновской империи, и все жертвы их на поле брани за немецкое отечество не могли смыть этот первородный грех. К политической вражде примешивалась и экономическая: евреев упрекали в том, что многие из них в годы наполеоновских войн нажили богатства на поставках для разных армий, на военных займах и обычных спекуляциях времени финансовых кризисов. Если одни наживались, то другие, несомненно, теряли от хозяйственной разрухи, но раздраженная бедствиями послевоенного времени христианская масса замечала среди евреев только людей военной прибыли и причисляла их к друзьям французов, разоривших страну. Не помогали и все старания верхов еврейского общества онемечиваться, ассимилироваться: разнузданному «христианско-немецкому» национализму еврей нужен был как объект для упражнения своей боевой энергии, как мишень для своих стрел.
В театре и литературе отразилось прежде всего это настроение реакционных кругов общества. В 1815 г. на немецкой сцене имела шумный успех комедия-фарс, под названием «Еврейская школа» («Die Judenschule»), в которой карикатурно представлялись особенности еврейского быта. Модный тогда актер Вурм, искусно кривлявшийся в этой пьесе и передразнивавший еврейский «жаргон», вызывал в театрах бурные рукоплескания христианской публики. Когда это театральное издевательство над евреями подготавливалось в Берлине, Израиль Якобсон (он переселился в столицу Пруссии после падения Вестфальского королевства) исходатайствовал через канцлера Гарденберга запрещение постановки глупой комедии. Но запрещение еще больше раззадорило публику; каждый вечер она шумно требовала в театре постановки веселой пьесы, и власти наконец должны были уступить. Пьеса шла под новым заглавием («Unser Verkehr»), и Вурм со своей труппой пожинал лавры на подмостках всех больших городов Германии.
В это же время представители немецкой науки выдвинули против «внутреннего врага» свою тяжелую артиллерию. Из некоторых университетов, где угнездились реакционные идеи, послышались призывы к контрэмансипации. Берлинская «историческая школа права» (Савиньи), ковавшая научную броню для полицейского государства, первая пустила в ход идею антиеврейской политики. Застрельщиком в юдофобской литературной кампании был профессор истории Берлинского университета Фридрих Рюс (Rühs). В своем сочинении «О притязаниях евреев на немецкое гражданство»[1] Рюс применяет к еврейскому вопросу принципы национально-христианской государственности. Вестник зарождавшейся реакции, он начинает свою книгу с протеста против либеральной книги Дома, вестника эмансипации в конце XVIII века. Рюс доказывает, что евреи могут быть в Германии только подданными, а не гражданами, ибо в основе гражданского общества лежит единство языка, религии, национальных чувств и настроений (Gesinnung); евреи же, как рассеянная по всему свету нация, обособленная своей религией и резко выраженными чертами характера, не могут входить в состав немецкого гражданского общества. Они считают себя «избранным народом», имеют свою «аристократию раввинов», искони предпочитают торговлю производительному труду. Евреям нельзя давать гражданские права, а можно только предоставить права иностранцев (Fremdenrechte). Их нужно облагать особою «еврейскою податью», ограничить размножение их рода, их территориальное распространение и строго контролировать их участие в экономической жизни; не мешает даже возобновить средневековый особый знак на их одежде, в форме приличной «национальной повязки», долженствующий отличать еврея от немца. Только еврей, принявший христианство, может быть причислен к разряду граждан.
Эта дикая доктрина отвечала духу времени, и берлинский профессор нашел подражателей. Известный гейдельбергский философ И. Ф. Фрис (Fries) напечатал в литературном ежегоднике 1816 года обширную статью в виде рецензии на книгу Рюса, под заглавием «Об опасности, грозящей со стороны евреев благосостоянию и характеру немцев». Фрис сбросил с себя мантию ученого и заговорил тоном памфлетиста. Идею эмансипации выдумали, по его мнению, космополиты из образованного немецкого общества, между тем как народ ненавидит евреев. Этому народному инстинкту должна следовать и интеллигенция. Автор софистически говорит, что он «объявляет войну не евреям, а еврейству (Judenschaft)», но тут же объясняет, что под «еврейством» подразумевается паразитизм ненавистного ему народа, и на практике предлагает программу «истребления» живых евреев: сокращение их числа путем нормировки браков, изгнание их из деревень, стеснение в торговле, взимание «подати за покровительство» и клеймение еврея особым знаком на одежде. В этих мерах Фрис видит способ спасения Германии от еврейства; если же Германский союз не примет этих мер, немцы «через сорок лет будут рабами евреев».
К двум застрельщикам юдофобии примкнула целая группа писателей и писак, наводнявших книжный рынок памфлетами. Много речей, глупых и злобных, кабинетных измышлений и практических советов услышало тогда немецкое общество из уст рыцарей «немецко-христианской» идеи. Но оно иногда слышало и разумные речи тех, которые еще не отреклись от заповедей гуманизма XVIII века. Баденский ученый пастор, престарелый Иоган Эвальд, выступил против рюсовской теории имманентной юдофобии в двух сочинениях («Мысли о необходимом
