пропадает.
Так выглядит начало описания процесса обработки сока сильфия:
• Торговцы, переправляющие его в Пирей, подвергают его следующей обработке: ... (VI.3.3 пер. Сергеенко).
• When they are conveying it to Peiraeus, they deal with it thus: ... (Hort, 1916, eng.).
• κατεργάζονται δὲ ἄγοντες εἰς τὸν Πειραιᾶ τόνδε τὸν τρόπον· ... (Hort, 1916, greek).
В русский перевод внезапно просочились какие-то сомнительные "торговцы". Причина понятна – могла же быть у тех, которые "they" у Хорта, какая-то профессия. Почему бы и не торговцы? Это в дополнение к тому, что английский перевод тоже оказался не точен. Фраза "εἰς τὸν Πειραιᾶ" требует перевода в родительном падеже =для Пирея, поскольку Пирей представлен генетивом. Соответственно "в Пирей" можно что-нибудь переправить, а "для Пирея" следует что-то сделать. Хотя перевод глагола "ἄγω", от которого образовано причастие "ἄγοντες", предоставляет обе возможности, дословный перевод с древнегреческого всё же будет выглядеть так:
• Обрабатывают же производящие [его] для Пирея вот каким способом: ... (VI.3.3 дословный перевод)
Вместо торговцев и неопределённого круга лиц появились специалисты, производящие сильфий исключительно для рынка античных Афин, а не, к примеру, Наукратиса. Полезная информация фрагмента Теофраста была походя утрачена во вторичным переводе.
Русский перевод самого процесса обработки содержит очередное стилистическое украшение:
• ... влив его в кувшины и подмешав к нему пшеничной муки, они длительно его взбалтывают, отчего сок приобретает свою окраску и теперь, уже обработанный, может долго стоять, не портясь (VI.3.3 пер. Сергеенко).
• ... having put it in vessels and mixed meal with it, they shake it for a considerable time, and from this process it gets its colour, and this treatment makes it thenceforward keep without decaying (Hort, 1916, eng.).
• ... ὅταν βάλωσι εἰς ἀγγεῖα καὶ ἄλευρα μίξωσι, σείουσι χρόνον συχνόν, ὅθεν καὶ τὸ χρῶμα λαμβάνει καὶ ἐργασθὲν ἄσηπτον ἤδη διαμένει (Hort, 1916, greek).
В целом процесс производства сильфия, несмотря на кажущуюся простоту описания Теофраста, подразумевает множество разнообразных ноу-хау. Сколько и какой "муки" добавлять? Как долго и насколько интенсивно "встряхивать"? Наконец, надо точно знать, как выглядит окончательный "цвет". Да и результат обработки "долго храниться без распада" сможет только в том случае, если кроме загустителя к нему в нужном количестве добавлен эмульгатор (гуммиарабик) не позволяющий расслоиться полученной эмульсии в процессе сушки. Как выяснилось позднее, также мог добавляться естественный усилитель запаха – камедесмола обыкновенной ферулы (Ferula communis).
Обычная пшеничная мука у античных греков времён Теофраста была отвратительного качества – грубого помола, с большим количеством примесей (Sallares, 1991). Плиний Старший, заимствуя описание процесса обработки сильфия у Теофраста, высокомерно называет её отрубями (Pliny XIX.XV.41). Поэтому мука, к которой Мария Ефимовна смело добавляет отсутствующий у Хорта эпитет "пшеничная", могла быть единственно известной тогда тонкой мукой – производящимся без использования жерновов крахмалом. Причём не пшеничным, а бобовым[3], с другими свойствами и соотношением составляющих его полисахаридов – амилозы и амилопектина.
Насколько для античных производителей сильфия был важен именно бобовый крахмал, можно приблизительно оценить по современным проблемам с прозрачностью и упругостью, возникающим у китайских производителей стеклянной лапши-фунчёзы при использовании более дешёвого кукурузного крахмала вместо расово верного крахмала из бобов люй-дау (Vigna radiata), они же маш или азиатская фасоль[4].
Говоря современным языком – производителям требовалось определиться с количеством и качеством наполнителя, учесть его устойчивость к механическим воздействиям и кислой среде, способность к гелеобразованию и гидролизу; оценить по косвенным признакам время завершения процесса гомогенизации; выполнить правильную дозировку пищевых добавок – эмульгатора (E414) и усилителя запаха[5], а также сушку. Настоящий хай-тек античной пищевой и фармацевтической промышленности. Всё это было перечёркнуто появлением в русском переводе "торговцев" и "пшеничной" муки.
Если "История растений" Теофраста 1951 года является пусть не очень хорошим, но всё же переводом, то "Географии" Страбона, вышедшей в 1964 году, из той же серии "Классики науки", уже трудно дать такое определение.
Изданный русский перевод "Географии" (переводчик Г. А. Стратановский) представляет собой довольно свободный пересказ несколько раз последовательно переведенного на другие языки древнегреческого оригинала. Указание в примечании, что "Перевод «Географии» Страбона сделан с греческого текста, изданного Г. Л. Джоунзом" действительности не соответствует ни на йоту.
Настоящий источник перевода можно обнаружить в примечании, где стыдливо сообщается – "При переводе использованы следующие издания Страбона, переводы и комментарии к нему..." Фактически перевод Георгия Андреевича Стратановского – это стилистическая переработка русского перевода 1879 года Фёдора Герасимовича Мищенко, на тот момент доцента Киевского университета. С добавлением к перелицованному тексту огромного количества зачастую бесполезных примечаний[6]. После перевода с русскаго на русский разнообразные ошибки и стилистические особенности перевода Фёдора Герасимовича полностью не исчезли, а перекочевали в перевод Георгия Андреевича.
Перевод Мищенко, несмотря на заявление с титульного листа – "Переводъ с греческаго" – тоже не слишком похож ни на переводъ ни на оригиналъ. Основой для него послужили французские пересказы-недопереводы "Географии" – дю Тэя и Кораиса 1805-1819 годов и более поздний Тардьё, издававшийся с 1867 года – стилистически избавленные от чрезмерного многословия.
Конечно же Мищенко, в дальнейшем профессор и доктор греческой словесности, знал древнегреческий язык. Но живой французский после стажировки в заграницах он всё же знал более лучше. Опять же, как говорят в не очень приличных случаях – "Я была молода и мне очень нужны были деньги". Приличный перевод "Географии" с оригинала весьма непростая и затратная по времени работа (Radt, 1991). Самый первый перевод на латынь выполнялся в течении двух лет двумя переводчиками, не занятыми ничем другим. Последний – критический французский перевод – потребовал уже четырёх переводчиков (Aujac et al.) с 1969 по 2014 год. Столько свободного времени на перевод у Мищенко не могло быть даже теоретически. Наличие промежуточного перевода позволяло упростить и укорить действие. Так что не стоит слишком удивляться, что "переводъ съ греческаго" по факту оказался переводом "съ французскаго". Обычная, кстати, на тот момент практика (см. рис. 1).
Если кто-то знаком с переводом Мищенко, то, скорее всего, обратил внимание, что там полностью отсутствуют какие-либо примечания, которыми испещрены страницы прочих переводов. Это потому, что примечания из французских изданий адаптированы непосредственно в "теле" перевода, делая его всё более далёким от исходного текста.
Надо сказать, что добрую традицию многословного пересказа вместо перевода заложил именно первый перевод "Географии" Страбона на французский язык, начатый по приказу Наполеона Бонапарта. Причём источником для пересказа в основном послужил
