— Никогда о такой не слышала, — сделала ещё одну несмелую попытку разговорить мужчину.
— Поверьте, мисс, вы много о чём не слышали.
— Это верно, но я даже не знаю, чему учат в данной академии. Это пансионат? Женский? Я смогу потом расплатиться за щедрость дядюшки?
— Вам не об этом стоит волноваться, мисс Елисия…
— Можно просто Лиса, — прикусила губу, заполучив всё же холодный взгляд дворецкого. Моё замечание было неуместным, ведь меня ссылали чёрт знает куда и чёрт знает насколько, а стало быть Генри, возможно, меня больше никогда не увидит.
— Да, вы правы, — согласилась я, — но «Проклятый»... — запнулась опять. Такое красноречивое слово рисовало не самое прекрасное будущее в стенах академии. Отбросы общества? Отверженные? Проклятые? Прокажённые... В общем, брр, компания для «пустой» меня.
— Всё, что вам сейчас стоит знать — это ваш дом на ближайшие пять лет, — в своей чинной манере отозвался Генри. Остановился в мрачной зале близ дивана. Поставил на пол мой потрёпанный чемоданчик. Неспешно обернулся: — А на вашем месте, я бы лучше привык к мысли, что до конца жизни...
Дядя не вышел меня провожать, но письмо передал через дворецкого уже знакомому мне поверенному, Константину Евгеньевичу Ягушкину, и никакому не сэру, не господину, не месью... Хорошо воспитанному, сдержанному мужчине в довольно дорогом костюме. Тоже малоразговорчивому, зато не такому напыщенному, как дядя и его дворецкий.
— Домой? — меня слегка подивило, когда по приземлению самолёта мы оказались в знакомом аэропорту.
— А мы куда? — опять озадачилась, когда в сторону города свернули. Вроде говорили о какой-то там академии, а вот теперь озадачилась: а не тайное ли это слово «дурдом»? Аналогия что надо! Проклятые – психи!
Удобно, сказали: «академия проклятых», и человек не в курсе, куда его на самом деле везут. Вопрос, как и предыдущий, остался без ответа. Но вопреки моим страхам, в городе не у клиники остановились, а возле...
— Только не говорите, что МГУ, это академия проклятых, — глаза на лоб полезли, когда представительное авто, забравшее нас из аэропорта, остановилось напротив самого престижного универа города.
Хотя, почему нет?
Сюда даже отличнику с идеальным проходным баллом тяжело попасть, что уж говорить о моём... Нет, я не двоечница, уверенная хорошистка, но других достоинств в виде богатых родителей у меня нет.
— Не совсем, — брякнул Константин Евгеньевич, кивнув на дверцу, которую передо мной услужливо распахнул молчаливый водитель с незапоминающимся лицом.
К моему усиливающемуся удивлению Ягушкин мою кладь тоже прихватил. И шёл прямехонько в универ!
Ноги подкашивались, волнение душило. Я точно зачарованная озиралась, не веря, что смогу стать частичкой этого фешенебельного мира.
— Не зевай, — поторопил меня Константин Евгеньевич, на проходной успев договориться о нашем проходе в многоэтажный корпус главного здания.
По коридору сновали небольшими группками студенты, а также задумчивые преподы. Двери со скрипом хлопали, обувь шуршала по полу, каблучки отбивали: цок-цок. В этом универе даже пахло по-иному... дорого и престижно.
— Елисия, не спи, — вновь меня одёрнул голос Ягушкина. Я ускорилась, не переставая умиляться и восхищаться.
Мы покружили по этажам, переходам, пока не оказались в корпусе факультета «Истории и обществознания».
Признаться, это науки, в которых не особо сильна...
— Здравствуйте, — только вошли в приёмную декана факультета, Константин Евгеньевич обратился к женщине за столом секретаря, — господин Шангайский на месте?
— А у вас назначено? — осведомилась секретарша, вскинув аккуратные дуги бровей из-под тонких очков.
— Конечно, — чинно кивнул Ягушкин.
Я рядом мялась, словно воды в рот набрала. Да и не знала, как себя вести в данной ситуации. Женщина тотчас завозилась. Взяла трубку с аппарата внутренней связи: — Вольдемар Львович, к вам господин... — опять глянула на Константина Евгеньевича с явным ожиданием.
— Ягушкин, — представился поверенный.
Женщина передала и, положив трубку обратно на аппарат, сообщила:
— Вас ждут. Можете войти.
Страшно...
Волнительно...
— И что ей там делать? — мужчина в летах оторвал глаза от сопроводительного письма, которое ему вручил Ягушкин, только мы вошли в кабинет, и вскинул на меня бесстрастный взгляд.
Шангайский вообще был морозно-непрошибаемым на эмоции. Невысокий, но крепкий, несмотря на почтенный возраст. Седые волосы зачёсаны аккуратно, в голубых глазах вселенская усталость.
— Сэр Чарльстон, — выделил значимо Константин Евгеньевич, — особо просил за неё, — опять глазами на письмо стрельнул. — Кто его знает, может, сила спит...
— Ты что-нибудь знаешь о силе? — посмотрел на меня в упор декан. Я покосилась на Ягушкина, опять на мужчину и мотнула головой:
— Нет, и честно не понимаю, что происходит... и что это вообще за академия такая?
— Если у неё нет талантов или каких-либо предпосылок, она там не выживет...
— Сны, — перебил его Константин Евгеньевич, а меня, по правде, фраза «не выживет» очень заинтересовала. Взволновала что ли... особо, но факт, что поверенный знал о том, что я никому не говорила кроме матери и психолога. И то по... малолетству, вынудил уставиться на Ягушкина в безмерном удивлении.
— Вещие? — ошарашил в свою очередь Шангайский, вызвав у меня нервный смешок:
— Нет, — опередила Константина Евгеньевича, рьяно качнув головой.
— Тогда в чём сила? — нахмурился декан.
— Она рисует... — продолжил Ягушкин, словно не слышал наших недоумений и вопросов. Я опять хлопнула ресницами и защитным жестом прижала к себе сумочку.
— Картинки оживают? — опять подивил диким уточнением декан.
— Нет, — в этот раз первым отозвался поверенный, — но... — было продолжил, но тотчас велел мне: — Покажи свои рисунки, — едва заметно, но красноречиво кивнул.
Под пристальными взглядами обоих я помялась всего пару секунд.
Как-то не по себе заставлять ждать, когда так смотрели. Проглотила волнение и выудила папку с зарисовками. Дрожащей рукой протянула Шангайскому.
— Не лучшие работы, — декан бегло просматривал листы с самого начала, но чем дальше углублялся, тем надольше останавливался и разглядывал. Мрачнел, хмурился.
— Это первые... детские, — зачем-то решила оправдаться. Подала голос и удосужилась сурового взгляда из-под седых бровей.
— Во сне, — за меня добавил Ягушкин, и теперь и я, и декан уставились на него.
