лечит. Можно сказать людям в душу каждый день заглядывает. Ещё папочка страдает ипохондрией. Хотя, это мы с батей от его ипохондрии страдаем, а сам он наслаждается. Аптечка у нас в доме рассчитана на длительную осаду чумного города. В ней четыре (!!!!) вида градусников. Аспирин – это для слабаков. Мы лечимся только тем, о чем пишут ведущие медицинские журналы. Батя над Папочкой все время смеется, и называет его «специалистом по правой ноздре». Потому, что в левой тот ориентируется значительно хуже, а нос в целом для него и вовсе загадка.
Пожалуй, у моих родителей нет ничего общего, кроме затейливых имен. Тогда пошла мода на все старославянское. «Батя» – Братислав Святогорович Остапчук, познакомился с будущим мужем в армии. Он служил в спецназе, а папочка проходил альтернативную службу санитаром в медсанбате. «Батя» – потомственный милиционер. Этим все сказано. Он любит пиво и может запросто закусывать его магазинными сухарями. Человек он строгий, даже жесткий. Говорит мало, и обычно его слово душит любую начавшуюся дискуссию в зародыше. Дед и бабка с его стороны такие же милахи. А прабабушка и вовсе сорок лет отработала в колонии строгого режима. Слов нет, как они все «рады», что сынок встретил «папочку». Когда наступает его очередь готовить, мы дружно наживаем себе панкреатит и гастрит на «мусорной еде». Зато его трудами я не курю, не пью, и не ругаюсь матом. Но как вы думаете, кого из них двоих я сильнее боюсь?
– Мне конец, – выдохнул я, пряча пластиковый ключ в сумку, – папочка меня загрызет.
– Спокуха! – Алька ухватил меня за рукав, и поволок к двери, – лучше один раз увидеть чем две недели слушать. Пошли. Я сейчас тебя с таким человеком познакомлю!
Дом купца Ипатьева
«Такого человека» звали Коловрат Вавилович Санаев. Преподавал он прикладную механику, но образование имел историческое. Выглядел профессор Санаев отвратительно. Всем своим видом он подчеркивал непричастность к моде, гигиене и общественному мнению. Джинсы болтались на нем мешком, свитер был из того мешка сделан, а кроссовки, стоптанные и запыленные, на первый взгляд выглядели, как разные. И, кажется, оба левые.
–Значит так, – мужчина выпустил мне в лицо струю ароматного дыма из облупившегося старенького вейпа, – на «точке» не трындеть. Людям, буде, такие встретятся, в глаза не смотреть. Руки держи в карманах. А лучше пойди, поройся в горшке с цветком.
–Зачем? – удивился я. Но к подоконнику все-таки подошел, и даже сухую землю пальцем потрогал.
–Затем, – спокойно объяснил Коловрат Вавилович, – что чистые ногти раньше были уделом буржуев. А за твою новомодную стрижку, да чистые волосы, там и застрелить могут. Ты уверен, что хочешь выйти на «точку»?
Конечно хочу! Да я ради этого третий год носом землю рою! Ночами в библиотеке копаюсь. Хорошо, что сейчас можно в любом университете мира книги прямо через интернет читать. Иначе пришлось бы мне по миру помотаться. Как и все мои ровесники, я сейчас был уверен, что знаю о Великой Октябрьской революции все. А про расстрел царской семьи могу хоть сейчас написать три, нет, ПЯТЬ дипломов!
–Ну-ну, – апатично кивнул Коловрат Вавилович.
Он подошел к шкафу, достал оттуда обычную картонную коробку, из тех, в которых продают обувь. Внутри оказались жестяные банки с чем-то вонючим.
– Чего застыл? – буркнул он, обильно набирая пальцем какой-то желтой мази из полупустой жестянки, – разоблачайся!
Я окинул взглядом содержимое гардероба. Грязные, залатанные как попало вещи лежали на дне шкафа, висели на гвоздях. Вешалок, и даже перекладины, на которой они могли бы висеть, в шкафу не было. Профессор мотнул головой в сторону стоптанных сапог. В комплекте к ним шли холщевые штаны, покрытая коричневыми пятнами мятая косоворотка, и почему-то кожаная куртка с алым тряпичным бантом на лацкане. Прежде, чем позволить мне водрузить на голову потертый картуз, профессор Санаев щедро смазал мои волосы каким-то жиром.
– Вазелин, – бросил он в ответ на моё возмущенное шипение.
Стало понятно, что это в его глазах были исчерпывающие объяснения. Я тяжело вздохнул и поглядел на себя в запыленное зеркало. Вот оно, лицо моей будущей профессии! Огромный детина, с месяц немытой головой, втиснутый в поношенную одежду с чужого плеча.
– На, – вместо объяснений, профессор сунул мне в рот какую-то кислую таблетку. И через минуту мои зубы имели вид прокуренных кариозных обломков, – все, что куришь, оставляй тут. На «точку» можно брать только самокрутки.
Я заверил его, что не курю. И через полчаса мы вдвоем уже стояли возле «реактора». Профессор выглядел, как бандит с большой дороги. В такой же кожаной куртке, суконных портках, и застиранной крестьянской рубахе под кожанкой. Только на поясе у него болталась черная кожаная кобура. А на художественно состаренных зубах тускло выделялась металлическая коронка. По-хорошему, реактор нужно называть «машиной времени». Но из уважения к создателю этот аппарат так и назвали, «Аппарат времени Хокинга». В будущее он не возит, только в прошлое, и обратно. Откуда выехал, туда и возвращаешься. Да и в пространстве реактор никого не перемещает. Доберешься до места, а там уже своим ходом. Поэтому специалисты и называют это «точкой». А ещё все машины время от времени ломаются. Поэтому историку сейчас и нужна физика, сопромат и высшая математика. В прошлом ты как в космосе. Сам сломал, сам и ремонтируй. И если не починишь, никто тебя не спасет. У меня предательски задрожали коленки.
Сюда, в лес под самым Екатеринбургом, мы на такси приехали. А до города я на самолете добрался, даже проголодаться не успел. Это проще чем трястись на телеге по раздолбанным дорогам, как объяснил мне профессор Санаев. В этом вопросе я ему полностью доверял. Родителям я наврал, что на практику поехал. Хотя чего наврал-то? Много кто из студентов-третьекурсников на «точку» выезжает. Другой вопрос, что меня сюда Аликбек привел по своему пропуску. И если что случится, его из института попрут. Тут же в голову полезли разные мерзкие мысли. Не зря, ой не зря реактор при жизни изобретателя засекречен был! В студенческой среде ходили разные страшилки про оставшихся и оставленных, разорванных при перемещении и погибших при исполнении сотрудниках всевозможных малоизвестных институтов прикладной истории. Я в последний раз глянул на Коловрата. Он невозмутимо курил махорку.
А вот к дому купца Ипатьева, переселенного со всей семьей на дачу, предстояло идти пешком. Подметка от моего сапога почти сразу же оторвалась, и пришлось её подвязать веревкой, любезно предоставленной профессором Санаевым. И пока мы шли по утренним улицам города, я видел, что у
