class="p1">Я киваю, когда мы оба поднимаемся на ноги. Четыре мощных слова от Оскара Стоуна. Его не поймали, он сам сдался десять лет назад. У всего, что делает Оскар, есть цель. Двадцать лет — это удачная сделка взамен пожизненному заключению, которое гарантировано грозило любому другому человеку, совершившему такое же преступление.
Мое преступление. Не его.
Фальсификация списка доноров органов и подкуп всех, кто мог бы это заметить, не совсем законная деятельность. Не все необходимые вещи в жизни находятся по правильную сторону закона. Я совершила это, но он взял вину на себя.
Надзиратель объявляет, что наше время истекло. Оскар хватается за край стола. Мы смотрим друг на друга долгим, пристальным взглядом, не прерывая контакт, пока весь его огромный рост поднимается на ноги. Ножки стула протестующе скрипят по бетону. Как и когда наша жизнь превратилась в это вечное пятно с «первыми» и «последними» прощаниями, как ему удалось задушить действительно невероятные вещи в середине всего этого?
Я так боюсь, что это последнее прощание навсегда останется моим последним воспоминанием об отце.
Вот оно: хотел бы, мог бы, должен был. Скольким людям выпадает такая возможность, возможность сказать обо всем, что хотелось? Никаких сожалений.
— Я люблю тебя. — Почему это единственное, что я сказала? Мое сердце наполняется нестерпимой болью, что я не могу выдавить из него еще одно слово. Этого недостаточно. Миллион мыслей и чувств атакуют мою голову: прости меня. Пожалуйста, прости меня. Я никогда не чувствовала себя нормальной, но я всегда…я всегда чувствовала себя любимой. Спасибо, что ты был моим папой, и мамой. Прошу, не ненавидь меня, когда узнаешь правду.
— Почему ты плачешь? Моя девочка никогда не плачет. — Он словно в колыбель заключает в руки мое лицо и проводит большими пальцами по моим щекам.
— Жизнь просто… — шепчу я, преодолевая комок в горле — …несправедлива.
— А никто и никогда не говорил, что будет по-другому, Руби. Но она у тебя единственная, так что проживи ее так, блядь, как сама захочешь. — Он целует мой лоб.
Я бросаюсь ему на шею. Возможно, если я не отпущу его, то все пройдет. Оскар — ремонтник. Он снова сделает невозможное возможным.
— Прекратите! — я всхлипываю, когда тюремный надзиратель вырывает Оскара из моих объятий.
— Я приду за тобой… — он оборачивается, пока его ноги шаркают по направлению к двери. Он ждет, что я повернусь и уйду, но я этого не сделаю. Не в этот раз. Я смотрю, как он исчезает за дверью, наблюдаю за каждым его вялым шагом — словно слова в последнем предложении книги.
Прощай, Оскар Стоун.
Я люблю тебя.
***
Вероятность возвращения в Лондон равна нулю. Меня зовут Скарлет Стоун, я воровка в третьем поколении с билетом в один конец до Саванны, пока мой бывший жених летит своим рейсом в Африку, и копией «Тишина говорит» Экхарта Толля в ручной кладези. Моя цель — понять смысл жизни или попытаться умереть.
— Если у вас в сумке компьютер, вам нужно его достать.
Я лукаво улыбаюсь, подмигивая охраннику в аэропорте.
— Никакого компьютера. — Я расстегиваю молнию, пропуская сумку через сканер: обычная пара леггинсов, футболки, балетки, рубиновый кулон я взяла в руки, чтобы охрана могла его увидеть.
Через час ожидания и импульсной покупки надувной дорожной подушки для шеи, мы взлетаем. Мой взгляд находит белые костяшки пальцев, мертвой хваткой сжимающие подлокотники кресла первого класса. Перед тем, как уничтожить компьютер и телефон, я взломала систему авиакомпании, и поменяла свой билет на первый класс без возмещения денежной разницы. Это была моя самая последняя незаконная проделка.
Надеюсь.
— Вы часто летаете? — дрожащим голосом спрашивает блондин, немного ослабляя хватку. Широко раскрытые глаза смотрят на меня, а на загорелом лбу проступает пот.
Американец. Прекрасно. Они бывают такими чертовски болтливыми. Оскар всегда говорил, что я такая же болтливая, как и янки, но мне на самом деле далеко до них.
— Нет. Я предпочитаю поезд, но если это вам поможет, то скажу, что никогда не летала на самолете, который в итоге разбился.
Его серо-голубые глаза лезут на лоб от испуга.
Самолет теряет высоту. Мой сосед вновь хватается за подлокотники мертвой хваткой.
— Мы умрем.
Я сдерживаю ухмылку.
— Это просто воздушная яма. Если ты хочешь, чтобы что-то действительно взорвало твой мозг, я могу рассказать тебе о недавней статье, которую прочитала, о том, что Северная Корея запустила EMT-оружие над США. Если бы оно взорвалось, то вся электроника была бы выведена из строя — включая электронику на самолетах.
Парень в смертельной хватке начинает задыхаться.
— Я знаю. Сама была в шоке. — Вздохнув, пожимаю плечами. — Но эй… это была бы чертовски увлекательная поездка. — Ладно, возможно, я болтливее обычного британца.
— У вас острое чувство юмора. — Сквозь появляющуюся, но все еще очень натянутую улыбку проглядывают идеальные белые зубы. Цвет возвращается в его пальцы и на лицо.
— У вас огромный словарный запас. — Я протягиваю руку. — Я Скарлет Стоун.
Его глаза скользят несколько раз между его руками и моей, прежде чем он отпускает подлокотник.
— Нолан Мур. — Он сжимает мою руку, словно я держу его болтающееся тело на краю моста.
В ответ я также крепко сжимаю и его руку. Оскар говорил, что рукопожатие говорит о многом — делай это уверенно либо вообще не делай.
— Американец? — я предпочитаю внешне не проявлять свою самонадеянность.
Он кивает.
Я откидываю голову назад и закрываю глаза, мысленно похлопывая себя по спине за проявленное дружелюбие.
— Свадьба.
И… понеслось. Опять светская беседа.
— Прости?
Нолан сжимает руки в кулаки на коленях, когда мы мчимся сквозь облака.
— Свадьба. Я был здесь на свадьбе. Мой друг из колледжа женился в Фарнхэме.
— О. Замечательно. Очень хорошо, тогда. — Я продолжаю дремать.
— Я из Саванны, штат Джорджия.
Трясущимися руками Нолан принимает от стюардессы маленькую бутылочку Джека, колу и стакан со льдом. Он улыбается, но губы еще слегка пробивает нервная дрожь.
Возможно, он такой болтливый только из-за того, что нервничает.
— Правда? Именно туда я и лечу. Я родилась в Саванне.
Боковым взглядом замечаю, как он щурится.
— Ага, ведь говоришь ты именно как уроженка Саванны, штата Джорджия.
— Нахально. — Я подмигиваю ему.
— Да, нахально, потому что мы часто так говорим в Саванне. — Он потягивает свой напиток. — Ваши родители родом из Лондона или Саванны?
Я сдаюсь. Нолан либо дружелюбен, либо нуждается в отвлечении, либо совмещает и то, и другое.
— Мой отец родом из Лондона, а моя мама переехала в Лондон с Карибских островов. — Я указываю на свои волосы, тугие завитушки,
