пахнуло сивухой. — Что это?
— Самогон. Теща гонит. — Харченко начал раскачиваться из стороны в сторону. — Вот нахера я во все это полез?! Уволят, по допросам затаскают...
Тот же вопрос волновал и меня.
— Ладно, поехали, нефиг тут глаза мозолить. А то передумают менты и с собой утащат. Жми на газ.
Разумеется, Томилина тут же засекла наша хмурые рожи. Сразу, как села в машину.
— Что случилось?
— Да живот что-то крутит, — отбрехался я. И тем самым переключил Лену на привычную тему.
— Ну зачем ты выпил эту бактерию?! Тебе больше всех надо? Еще и фиброгастроскопии твои...
Всю дорогу до подстанции Томилина ела мне мозг маленькой ложечкой. Так сказать, на правах мелкой начальницы тире любовницы. Под конец я уже был готов сам изобрести машину времени, чтобы прыгнуть еще разок в прошлое и отговорить сам себя от этой затеи. Тем более, что поперла изжога, которая распалила во мне адские котлы.
— Ты молоко купила? — спросил я Лену.
— Да, да. Вот пакет.
Я оторвал уголок, припал к живительному лекарству всех язвенников. Эх, сюда бы еще бананчик, заполировать молочко...
* * *
На подстанции еще ничего не знали — мы спокойно сдали смену, Томилина умчалась передать карточки.
— Ленке что будем говорить? — Харченко закурил дрожащими руками.
— Не Ленке, а Елене Александровне. Ты же вроде не курил?
— Стрельнул у ребят... Может, на больничный уйти?
— Ну уйди. Или думаешь, Ароныч тебя дома не найдет?
— Найдет, — Харченко затянулся, закашлялся.
— Не начинал бы ты обратно смолить, — я покачал головой. — От курения рак легких случается и прочая гадость.
— Да какой там рак? — махнул рукой Миша. — Не до этого.
— Лучше всего — пойти и повиниться, — посоветовал я. — К тебе претензий раньше не было. Поругают, и отстанут.
Водитель ничего не ответил, лишь расстроенно покивал. А я пошел в ординаторскую к телефону. Растряс свою записную книжку, достал визитки тех, кто мне вручал грамоты. Первая — Щербина Ярослав Кириллович. Моссовет, общий отдел. Не то. А вот второй, Маслов Дмитрий Саввич — самое оно. Помощник Гришина. Разочек горкомовец мне уже помог с квартирой. Может, поможет и еще. Набрал, быстро изложил ситуацию. В трубке повисло тяжелое молчание.
— Тут надо докладывать Виктору Васильевичу, — тяжело вздохнул Маслов. — Вопрос сложный. Не отходи от телефона.
Дальше сидел, как на иголках, ждал. Томилина сдала смену, поцеловав меня в щеку упорхнула к парикмахеру. И рассказать не успел, и к трубке как привязанный. Потом, значит, сообщу. Пара врачей рвалась к телефону, но я их шуганул. После заплыва в Москва-реке и неоднократных схваток с Лебензоном, из которых я, может, выходил не победителем, но точно не проигравшим — мой авторитет был на высоте. Народ тихо возмущаясь, отполз от заветного телефона. Наконец, раздался звонок.
— Жди у входа, за тобой выслали машину.
Черная «Волга» подобрала меня уже через полчаса, а еще спустя сорок минут я предстал пред ясны очи Виктора Васильевича Гришина. По коридорам с космической скоростью мня почти протащил Дмитрий Саввич. Глава московского городского комитета партии и член Политбюро выглядел неважно. Мешки под глазами, синеватые губы инфарктника. Окна кабинета выходили на Старую площадь, погода опять показала «козу» — повалил сильный снег.
— Рассказывай, — Гришин уставился на меня немигающим взглядом, из-за приставного столика ободряюще кивнул Маслов.
Я начал мычать, выдавливая из себя рассказ о трупе. Не стал скрывать про «левак», про тихую панику, которая случилась у силовиков после осмотра тела.
Помощник наклонился к уху Гришина, тихо произнес: — Второй провал КГБ за полгода после пропажи Шеймова.
Я услышал, но сделал вид, что занят разглядыванием снега за окном.
— Не сейчас, — Виктор Васильевич отмахнулся от помощника, откинулся в кресле. Опять испытующе на меня посмотрел:
— Я тебя помню. Это ты спасал пассажиров автобуса в Москва-реке в начале осени? Мы тебя еще наградили грамотой, да?
— Было такое дело. Что же мне теперь то делать?
— Твоей вины не вижу. Ты же просто фельдшер? Так? — Гришин пожевал губами. — А вот вашему врачу и водителю прилетит. Последний за использование казенного транспорта в личных целях так и вовсе под статью попадает. Сейчас принято решение активнее бороться с хищениями социалистической собственности...
Козлы! Платите людям нормально — никаких массовых хищений не будет. А то «мы делаем вид, что им платим — они делают вид, что работают». Вот и живем по поговорке — «Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с работы каждый гвоздь». Разумеется, я промолчал, сказал о другом:
— Боюсь это дело будет непростым. Убийство комитетчика — это скандал на всю столицу. Если будут таскать на допросы и требовать скрыть факт криминальной смерти — что делать?
Такая постановка вопроса горкомовцам в голову не приходила. Они обеспокоенно переглянулись.
— Быть такого не может, чтобы советские органы дознания подобным занимались, — твердо произнес Гришин. — Если что-то такое начнется, сразу звони мне в приемную, я дам команду — тебя соединят. Или с товарищем Масловым будь на связи, согласуйте.
Я понял, что аудиенция закончена, встал и пошел к выходу. Уже в дверях услышал, как «хозяин Москвы» говорит помощнику:
— Позвони там... Попроси их не лютовать в деле Панова.
Ого. Уже «дело Панова»! Расту над собой...
* * *
После горкома я отправился в институт. Благо, успевал на третью пару. И это оказалась опять психиатрия. Везет — как с этим бороться и победить.
В аудиторию я просочился через верхний вход, сел на галерку. Пригляделся. Давид расположился сразу между двумя девушками, одной из которых была Серафима! Шишкину тоже не обошли вниманием — рядом с ней сидел какой-то высокий, плечистый парень с правильным выражением лица. Вот прям на плакат «ударники медицинского фронта» забирай. Пора начинать ревновать?
Тем временем препод закончил вводную часть и решил продемонстрировать клинический случай. В центр аудитории, прямо под кафедру, выкатили кресло-коляску. В ней сидела пожилая ухоженная женщина с высоким начесом.
Лектор начал рассказывать анамнез пациентки, как ее лечили. Что-то про шизофрению, которой она страдает много лет, про близко знакомый мне аминазин, почти родной трифтазин и волшебный галоперидол... Подключилась к лекции и сама женщина. Поведала нам, как в результате лечения всё прошло, и теперь она понимает, что рыбок не было, это из-за болезни. Что-то связанное
