Прову и Андронику. После тщетных уговоров святых мучеников сильно избили и заперли в темнице.
На следующий день по распоряжению правителя всех троих должны были отдать на съедение зверям. Толпы народа стекались, чтобы посмотреть на казнь.
По приказанию Нумерия на страдальцев были натравлены дикие звери. Но ни один из них не коснулся христиан. Тогда правитель велел натравить на них еще более свирепых зверей, к ним выпустили только что пойманного медведя. Но он, подойдя к Андронику, стал лизать его раны. По распоряжению взбешенного правителя медведь был убит, и вместо него выпущена свирепая львица. Но и она покорно легла у ног Тараха. Тогда по приказанию правителя святые мученики были убиты. Воины закололи их мечами…
Внезапно сверкнула молния. И тут же раскат грома оборвал рассказчика на полуслове.
Воины, сторожившие тела мучеников, с первыми каплями дождя поспешили укрыться. Этим моментом и воспользовались Маркиан, Феликс и Верий. Взяв останки святых мучеников, чтобы с честью похоронить их, они навсегда покинули город.
Суд Божий и человеческий
Давным-давно у Тихвинско-Воскресенской церкви собирал милостыню широкоплечий, крепкого сложения нищий с румяным, несмотря на пожилой возраст, лицом. Было заметно, что он не старается вызвать сострадание лохмотьями, как это делают другие. На нем была надета опрятная мещанская шинель простого сукна, подпоясанная кушаком, а его мягкие, уже пожелтевшие волосы были обстрижены в кружок. Нищий отличался от обычного человека лишь тем, что у него был чудовищно перекошен рот.
И вот что рассказывал об этом человеке один мой знакомый.
Несчастливец — назовем его Дмитрием — был иркутским мещанином, и по тем временам довольно состоятельным. Деньги он хранил в пакете в переднем углу, прикрытом иконой Божией Матери. Никакому вору, полагал он, не придет в голову искать их там. Дмитрий жил вдвоем с женой, без детей. Иногда, подгуляв с приятелями, он хвастался, что у него есть копеечка на черный день, а некоторым даже разбалтывал, где находится его тайник со сбережениями. Однажды Дмитрий пришел домой пьяненький и, как обычно, заглянул в свое тайное место, но денег за иконой не было. Жена, иногда отлучавшаяся по хозяйству, не могла объяснить, кто и когда их похитил.
Разъяренный Дмитрий сбросил икону Божией Матери на пол, взял плеть и стал хлестать по святому лику, приговаривая: «Не сберегла, ты, моих денег!»
Жена, не в силах удержать мужа от безумства, вынуждена была заявить в полицию. Дмитрий свою вину не признавал. Но суд, приняв во внимание, что у жены не было причин клеветать на мужа, так как они долго жили в согласии и любви, назначил Дмитрию наказание за богохульство: высечь кнутом и сослать в рудники.
Но губернатор не согласился с приговором, так как Дмитрия судили на основании показания только одной свидетельницы.
«Пошлите, — сказал он, — дело в Сенат: там больше голов — больше умов».
Правительствующий Сенат со своей стороны предоставил решать это дело Синоду, так как вопрос был связан с религией. А Святейший Синод оставил этот случай на суд Самой Божией Матери.
Когда из Святейшего Синода пришел указ, члены губернского правления посоветовали Дмитрию сознаться в своем преступлении и тем отстранить от себя заслуженный суд Божией Матери, последствия которого могли быть куда страшнее соленых розог и рудников. Но Дмитрий уперся. «Не виноват, да и только», — отвечал.
Прошло две или три недели после объявления синодального решения. И однажды утром нераскаянный Дмитрий проснулся с перекошенным ртом. «Вот и начался над тобой суд Божией матери! — сказали ему тогда. — Раскайся!» «Не виноват, и все тут!» — отвечал Дмитрий.
После смерти жены он обнищал, питался подаянием, но так и не признал свою вину. Когда он смертельно заболел, его исповедовал священник, мой сослуживец. Он рассказал, что у старика Дмитрия заживо лопнули икры ног и издают невыносимо отвратительный запах. Для того чтобы уменьшить смрад от его тела на отпевании, в церкви было разложено несколько кадил, наполненных ладаном, но зловоние осиливало.
Тайна исповеди, которую обязан хранить духовник, не позволила мне спросить моего сослуживца: сознался ли старик в грехе хотя бы перед смертью?
Примирение
Рассказ алтарника
На днях я был на кладбище, посещал усопших родных. Проходя мимо католической части погоста, я увидел надгробный камень с надписью «Дезидерий Гациски». Эта могила напомнила мне одно замечательное и чудесное событие.
Недавно я возвратился после тринадцатилетнего странничества с Камчатки в Иркутск и стал служить в Спасской церкви, по соседству с которой был католический костел. Начальствующим в нем был Дезидерий Гациски. Мне нередко доводилось встречаться с ним, и я всегда приветствовал его поклоном. Но он никогда не кланялся в ответ. После множества попыток я решил, что впредь будет лишним при встречах приветствовать его. Какую-то странную неприязнь питал Дезидерий к православному духовенству, а, следовательно, и ко мне. Так прошло семь с лишним лет.
Однажды я возвращался домой после ранней литургии. И тут меня догоняет патер Гациски, подходит и братски приветствует. Обрадовался я такому неожиданному сближению. Завязался разговор о наших служебных обязанностях. Прошли улицу, в конце которой мой собеседник направился в одну сторону, я в другую. При прощании я спросил, куда он идет? Он ответил: «Нужно сходить к одному знакомому».
В тот же день, после вечерни, мне понадобилось посетить приходский дом, дорога к которому лежала мимо костела. Поравнявшись с католическим храмом, я услышал похоронное пение. Не знаю почему, прежде такого не случалось — мне захотелось заглянуть в костел. В центре его лежал на одре усопший, а два ксендза в черных облачениях пели попеременно на латинском языке псалмы. «Кто этот усопший?» — спросил я.
«Ксендз Гациски», — отвечали мне.
Впоследствии я узнал, что расставшись со мной на улице, он пошел в дом к своему знакомому. И только он переступил через порог, тотчас упал и скончался.
Можно, пожалуй, все приписать случаю. Но чем объяснить то, что Гациски поздоровался со мной именно в этот день? И мое желание войти в костел как объяснить?
Как строятся на Руси храмы Божии
В чем тайна любви к родной православной церкви, объединяющей всех русских людей, от сановника до нищего простолюдина? Это равенство детей перед горячо любимой матерью, для которой все они одинаково дороги и которую все одинаково любят.
Тайна этой любви кроется в нашей православной церковности, в церковном воспитании. Богослужение,
