«полярной» надбавки у вас нет. Если будете хорошо работать, будет персоналка. На первое время дотянем.
Я открыла рот, чтобы поблагодарить его, сказать, что признательна и все такое прочее — и вдруг разрыдалась, как девчонка, не в силах вымолвить и слова. Горскому ничего не стоило выпроводить истеричку, устроившую у него в кабинете потоп, но он почему-то этого не сделал. Завел меня в закуток, где у него стояли электрочайник и маленький диванчик, усадил меня, дал упаковку салфеток и строго наказал:
— Когда перестанете плакать, расскажете.
Он закрыл меня в этом закутке, включил чайник — «заодно и я сделаю перерыв» — и вышел, оставив меня успокаиваться. А когда я все ему рассказала, молча полез в кошелек и протянул мне деньги.
— Я не могу, — сказала я испуганно, глядя на деньги, как на ядовитую змею. — А вдруг я вас обману и не отдам?
Горский засмеялся так искренне, что я испугалась еще больше.
— Юстина Борисовна, вы мне уже нравитесь. Берите. Отдадите со второй зарплаты. Здесь, на севере, людям нужно держаться друг за друга. — Он улыбнулся почти мечтательно. — Я ведь и сам из ваших краев почти. Похвистнево знаете? Самарская область.
— Еще бы не знать, — сказала я живо. — Совсем рядом.
— Считайте, по-соседски помог. — Михаил Владимирович кивнул мне. — Ступайте, Юстина Борисовна, отдел кадров у нас сегодня до трех. И сразу зайдете ко мне, я подпишу.
Естественно, с заявлением мне надлежало зайти в мой будущий родной отдел. Экономистов было трое: модница с длинной косой Лена, сухенькая в годах Тамара и Влада, громкоголосая молодая женщина, которая исполняла обязанности начальника.
— Момэнт, сейчас все устроим, — сказала она, когда я попросила ее согласовать. Махнула рукой в сторону стула, не отвлекаясь от компьютера, на котором что-то бешено печатала. — Пять сек, только вобью одну фигню в прогу, шоб не подзабыть.
Пока Влада «вбивала фигню в прогу», другие женщины разглядывали меня, без сомнения, отмечая и мое лицо без макияжа — его пришлось смыть после потопа, — и дешевую одежду, явно не из бутика, и ногти без лака, правда, аккуратно постриженные и отполированные, но короткие и немодные.
— Вы откуда-то издалека к нам приехали? — спросила доброжелательно Тамара.
— Из-под Бузулука, — сказала я. — Оренбургская область.
— Никогда не слышала этого названия, — сказала она.
— Тамар, ну ты чо, — бухнула Влада, все-таки ставя свою подпись в заявлении. — Бузулукский бор же. Водка такая. Вкусная.
Она подмигнула мне, и все мы рассмеялись. Я подумала тогда, что мы подружимся.
Я подписала заявление у Горского и снова побежала на первый этаж, в отдел кадров, чтобы его отдать. Высокого мужчину, пахнущего сандалом, кедром и чем-то еще, я встретила на площадке между первым и вторым этажом. Сначала я ощутила только запах — смотрела под ноги, ступеньки были выложены плиткой и почему-то казались мне скользкими, — и подняла глаза всего лишь на мгновение, заметив небрежно расстегнутую пуговицу воротника светлой рубашки и мягкую линию подбородка, а потом голос Горского, донесшийся с площадки, заставил нас обоих остановиться и все-таки посмотреть друг на друга.
— Юстина Борисовна, задержитесь. Ростислав Евгеньевич, согласуете заявление, раз уж вы здесь? Я, правда, подписал уже, но, думаю, лучше, чтобы вы тоже завизировали… чтобы не вышло, как в прошлый раз.
Как в прошлый раз?
Но я уже подняла голову. И остолбенела.
У него были светло-серые глаза, такие светлые, что казались почти прозрачными. Прямые густые брови. Мягкие каштановые волосы. Округлые линии лица, которые еще больше смягчала легкая щетина… и ямочка на щеке, которая появилась, когда он мне улыбнулся.
Вежливо. Не по-настоящему. Холодно.
— Макаров Ростислав Евгеньевич — мой заместитель по экономике и финансам, — сообщил Горский, все так же стоя наверху. — Юстина Борисовна Туманова, вновь принятый экономист.
— Здравствуйте, — сказала я.
— Здравствуйте, Юстина Борисовна, — сказал Макаров. — Ну что же, я так думаю, если Михаил Владимирович уже одобрил, мне согласовывать смысла нет. Вас ведь все равно примут.
От его тона я немного оторопела. Макаров забрал у меня лист, приложил его к стене, нимало не смущаясь, и написал в своем поле «Согласовано». Дата, подпись.
— Что же, формальности соблюдены. Всего вам доброго.
Он продолжил свой путь наверх, а я, забрав заявление, поспешила вниз. Ну, как поспешила… Закусила губу, буквально заставляя себя передвигать ноги. Тело странно не слушалось и все уговаривало меня вернуться наверх, догнать Ростислава Макарова и сначала влепиться в него носом, а потом начать снимать с нас обоих одежду.
Я и не знала, что у меня есть якобсонов орган.
Глава 2
Моя предшественница Виктория Степановна Бабкина и Ростислав Макаров просто обожали друг друга. Так обожали, что когда начинали высказывать друг другу это самое обожание, к кабинету замдиректора лучше было не подходить ближе, чем на километр. Виктория Степановна вылетала из макаровских владений красная, с всклокоченными волосами, с раздувающимися ноздрями — и да, вернувшись к себе, она начинала обожать и нас, сначала всех вместе, а потом каждого по отдельности — видимо, чтобы мы не чувствовали себя обделенными.
Логично, что в какой-то момент взаимного обожания у Бабкиной и Макарова стало слишком много. Спустя полгода после моего появления в компании Виктория Степановна решила, что пора и честь знать, и написала заявление на увольнение, предварительно высказав в глаза и Горскому, и Макарову все, что накопилось на душе.
Михаил Владимирович согласился уволить ее этим же днем.
Мы искренне предполагали, что начальницей отдела станет Влада, но в обеденный перерыв директор вызвал к себе в кабинет меня и сообщил, что вместо Бабкиной руководить теперь буду я.
Получите и распишитесь, Юстина Борисовна. Теперь обожать будут вас.
— Но я же… — начала я было растерянно, но Михаил Владимирович кивнул за мою спину, где безмолвной статуей с самого начала нашего разговора стоял Макаров.
— Ваш начальник вам все подскажет.
— Подскажу, конечно, — сказал тот вежливо, когда я обернулась. — Не бойтесь, Юстина Борисовна, в обиду я вас не дам. Все будет хорошо.
В его голосе была такая явная ирония, так что я тут же ощетинилась и сказала, что ничего не боюсь. Господи, да это же моя работа, только чуть больше ответственности. Да и девчонки у меня… Они же такие доброжелательные. Если что, расспрошу
