Что же касается самого простого и, безусловно, самого приятного способа знакомства с местной публикой, а именно посещения «Козы и свистка», то, по общему мнению, от визита в паб Симону удерживала либо робость, либо желание соблюсти некие приличия.
Большинство обосновавшихся в округе новоселов, не дожидаясь особого приглашения, первым делом заваливались именно туда. Встав у стойки и утвердив стопу на тянущейся понизу полированной перекладине, они заказывали пинту лучшего хозяйского пива и при первом удобном случае вставляли словечко в разговор, таким образом с ходу заводя друзей. Неизменно встречая самый сердечный прием, они возвращались домой в полном убеждении, что только в сельской местности люди сохраняют пока живой интерес к ближнему.
Многие из них еще долгие дни пребывали в подобном счастливом заблуждении, не подозревая, что интерес этот порожден отупляющей скукой от лицезрения изо дня в день одних и тех же давно знакомых физиономий. Они даже не замечали, что в какой-то момент им самим становилось смертельно скучно.
Последним увлечением миссис Холлингсворт, как мы имели случай упомянуть, была колокольная музыка. Она уже успела посетить целых шесть репетиций и вроде бы бросать не собиралась, хотя частенько запаздывала. Поэтому, когда она не появилась в пять тридцать, это никого особенно не удивило и не обеспокоило.
Викарий, преподобный Брим, рассеянно прислушиваясь к шагам в ожидании ее прихода, складывал аккуратной стопочкой брошюрки с духовными наставлениями, набранными на лэптопе его супругой. Цена была скромная, всего пятьдесят пенсов, и брошюрки хорошо разбирали. Полную сумму платили далеко не все, но около половины посетителей все же сколько-то оставляли в коробке для пожертвований.
Приковыляла миссис Молфри. Извинившись за опоздание, она быстро произвела подсчет голов и произнесла:
— Стало быть, она так и не вернулась? Симона?
Уяснив, с чем связан ее вопрос, викарий решил больше не ждать, и все потянулись к канатам.
На следующий день им предстояло играть во время погребальной службы. Обычно она сопровождалась гулким звоном, протяжным и торжественным, однако в данном случае скорбящие захотели, чтобы при прощании прозвучала мелодия детской песенки про лимоны-апельсины, которую так любил дорогой усопший. Звонарям-любителям из Фосетт-Грина ее переложение для колоколов не было знакомо, но викарий ее знал и расписал каждому его тему на отдельной карточке. Это была их третья репетиция.
Викарий сам заменил недостающего члена команды и принялся ритмично раскачивать колокол. Вдох-выдох, вдох-выдох; вытянутые руки напряжены до предела. Ноги в удобных башмаках с эластичными вставками по бокам переступают с носка на пятку. Синяя с белым и красным шершавая пеньковая веревка скользит между пальцами…
Стоявшая рядом с викарием крошечная миссис Молфри вдруг взмыла в воздух вместе с веревкой. Ее кудряшки разлетелись в разные стороны. Незашнурованные кеды едва не свалились с ног. К счастью, приземление на вытертые каменные плиты пола обошлось вполне благополучно.
Они тренировались минут тридцать, после чего, как обычно, перебрались в придел, чтобы подкрепиться.
Жена доктора Эвис Дженнингс поставила чайник на старенькую электрическую плитку. Викарий открыл свежую пачку печенья из аррорута[5]. Оно никому не нравилось, но миссис Брим упрямо покупала только его. Вычитала где-то, будто оно не только очень питательно, но и успокаивает нервы.
Перед Рождеством Эвис принесла коробку фундука в шоколаде, собственного изготовления. Кто-то из звонарен, наверняка перевозбужденный большой дозой белка, проболтался об этом миссис Брим. Из викариата повеяло холодом, и в результате Эвис на три месяца лишилась чести украшать церковь цветами.
Сейчас все получили по кружке сладкого чая и устроились, кто как мог, с разной степенью комфорта среди рулонов проволочной сетки и зеленой флористической губки, стихарей мальчиков-хористов, кистей и тюбиков с красками для церковноприходской воскресной школы, книжек с библейскими историями и пирамид запыленных молитвенников.
Викарий сделал глоток чая, на его вкус слишком крепкого, и вернулся к разговору об отсутствии миссис Холлингсворт:
— А вы вообще-то видели ее сегодня, Элфрида?
— В том-то и дело, что нет, — сдавленно пропищала миссис Молфри, которая, сложившись вдвое, силилась пропихнуть в дырочку на кедах какую-то тесемку вместо шнурка.
— А вы, душа моя?
Кабби Доулиш, кому адресовались последние слова, густо порозовел от смущения и нервно затеребил седую бородку, если так можно было назвать полоску легкого белого пушка, аккуратно обрамлявшую его лицо от уха до уха. Робко кашлянув, он сознался в своем неведении относительно передвижений миссис Холлингсворт.
— Правда, не думаю, что она отправилась куда-то далеко, — добавил Кабби. — Я бы обязательно заметив как подъехало такси Чарли. Почти весь день провел в саду.
Кабби тоже обитал по соседству с Аланом и Симоной, поскольку квартировал среди плодовых деревьев в садовом домике на колесах, милостиво пожалованном ему (по примеру августейших особ) миссис Молфри. В благодарность за ее доброту и в качестве ренты Кабби платил ей усердной работой по саду.
— Я не уверен, — начал викарий, мысленно перебирая скудный запас прописных истин в поисках чего-нибудь не слишком затертого, — я не уверен, что есть большой смысл в ее приходе завтра. По правде говоря, она не ознакомилась толком с этим перезвоном, и будет совсем некстати, если кто-нибудь из нас допустит… э-э… некую небрежность.
В восторге от его красноречия, миссис Молфри прыснула и ударила себя по тощим бедрам, отчего из недр ее ворсистой шерстяной юбки поднялись в воздух облачка пыли.
— Тем более что речь идет о похоронах, — строго добавил преподобный Брим, чем вызвал у миссис Молфри новый приступ кудахтанья.
В порыве веселья она с такой силой подтолкнула локотком Кабби, что тот чуть не повалился. Стараясь сохранить равновесие, он перевернул канистру с водой и пуще прежнего залился краской.
— Непременно загляну к ним, после того как запру церковь. Если она еще не вернулась, надеюсь, Алану будет что сказать по этому поводу, — изрек викарий.
— Я бы на вашем месте не стала себя утруждать, — заметила Эвис Дженнингс. — Алан — трудоголик. Симона говорит, что он возвращается не раньше восьми, а бывает, что и гораздо позднее.
— Мне нетрудно. Я все равно должен навестить старушку Картер, так что это мне по пути.
Коттедж «Соловушки» был одним из трех, что стояли чуть в стороне от переулка Святого Чеда, на участке земли, чьи недостаточно большие размеры и нечеткая конфигурация не позволяли почтовым службам Англии признать его «тупиком».
