Первое, что я помню – огонь. Оранжевые языки пламени в очаге, что переплетаются, покачиваясь, тянутся белыми кончиками вверх, словно хотят дотронуться до круглого отверстия вверху шатра. Тепло ласкает кожу. Мои пальчики тянутся к нему, но грозный окрик матери заставляет отдернуть руки, вздрогнув.
- Непутная! – она качает головой, неодобрительно глядя на меня, и вздыхает. – Что смотришь, наказание мое? Есть хочешь?
Я оказываюсь у нее на руках – сильных, теплых. Рядом с моим ртом темно-красный сосок набухшей груди. Как пахнет! Рот наполняется слюной, а следом и сладким вкусом густого молока. Накатывает дрема. Веки тяжелеют.
- Уснула, - сопровождает меня недовольное бурчание матери. – И поесть-то путно не может. Опять сцеживать!
Я снова не угодила ей. Стыдно, больно, но ничего не могу поделать, сон уже затягивает в свою липкую паутину.
Она всегда была недовольна мной. Все знали, что шаман принес дитя, отданное в дар Матери демонов, обратно в стан и вернул роженице. Он взял с нее обещание, что та будет заботиться о ребенке так же, как о других своих дочерях, ни больше, ни меньше.
С тех пор мне не на что жаловаться – всегда в тепле, сыта, одета. И вечно перед всеми виновата. Это чувство, наверное, вместе со мной появилось на свет, прилипло намертво, теперь мы единое целое. Всегда ощущаю, что занимаю место не по праву, недостойна его, и, как бы ни старалась, ничего не изменится.
Потому что Странники – кочевой народ. Они колесят по пустыне, дышащей зноем, в поисках лкесы – растения, благодаря которому мы все живы. Оно требуется везде – лкесу едят, из него плетут ткани, а если спрессовать в плотный кубик, то из этого растения можно изготовить что угодно.
Все лкесовые плантации принадлежат демонам. Но иногда от материнской ветки отрываются «бегунки», которые катятся вперед, подгоняемые пустынным ветром, пока не прибьются куда-то, где укоренятся, основав новую колонию. Или же пока не будут пойманы Странниками, колесящими на песчаных лодках.
Это очень сложное занятие, требующее недюжинной силы и выносливости. Поэтому у нас в почете женщины рослые, крепкие, жилистые. У таких отбоя от мужчин не бывает, все хотят попасть к хорошей добытчице в шатер, стать одним из ее мужей. Тем девушкам, кто ростом и телом не особо удались, приходится выбирать из тех парней, что останутся. А от них и потомство поплоше родится, плохие работники будут.
А еще есть такие, как я. Хилые, невзрачные, раза в три меньше, чем приличные Странницы. Правда, это редкость – болезных младенцев, как и немощных стариков, чтобы не тратить еду впустую, относят в дар Матери демонов. Но от меня даже она отказалась. Видимо, совсем уж никчемная...
- Вставай! - от тычка в плечо я перевернулась на спину и проснулась.
Привычная боль пронзила руку. Открыла глаза и увидела Заю, что сидела рядом с моей циновкой. Знаю, она не со зла. Просто силу соразмерять не умеет. Из-за нее у меня по всему костлявому телу синячищи разноцветные.
- Чего смотришь, Тощая? – Зая хохотнула, поднявшись.
- Любуюсь, - прошептала я. Теперь, когда смотрела на нее снизу вверх, та казалась еще краше.
Высокая, мой лоб еле до ее груди достает, когда рядом стою. Кожа темная, без единого прыщичка. Короткий серый балахон, в которых все Странницы бегают, пока не станут девушками, туго натянут на мощных плечах и жилистых ногах. Руки толщиной как обе мои ляжки вместе взятые.
На Заю уже сейчас парни заглядываются, на работу с ней идти хотят – аж до драки доходит! А она голову запрокидывает и гогочет так, что шатер трясется. Говорит, что ну их, этих мужей, морока одна от них!
- Ой, ну ты прям как наши мальчишки, – Зая протянула мне руку. – Вставай! Работать надо.
Ее ладонь сжала мою и потянула на себя. Вроде легонько, но я взлетела в воздух, как крошечный комок лкесы, подброшенный ветром, и взвизгнула от боли.
- Ну ты хиляга! – она укоризненно выпятила пухлые губы.
Да, самой противно. Я вздохнула, повернулась к ней спиной и начала скручивать циновку в трубочку.
- Когда хоть задницу-то наешь? – Зая шлепнула меня по ней, едва не заставив головой уткнуться в песчаный пол.
- Не наедается она. – Перешагивая через еще спящих сестер, я отнесла свернутую постель в угол. – Идем.
- Плохо стараешься, - когда мы вышли из шатра, сказала Зая. – Вот у меня, глянь, какая, - она шлепнула себя по крепкому заду, выпятив его, - так это потому что ем, как двое взрослых.
- Не лезет в меня столько. – Мой взгляд уперся в купол в вышине, скрытый, как обычно бывает, розовой дымкой. - Слушай, Зи, а ты никогда не думала, как оно выглядело, то самое небо, когда Владыки воды еще не закрыли его куполом?
- Неа.
- Ведь интересно же.
- Макила, ты странная.
Не удивила, давно это знаю.
- Пойдем уже, - Зая зашагала к небольшой белой лодке, перевернутой кверху днищем.
Ухватив двумя руками, подруга перевернула ее. Я попыталась помочь, но скорее мешала, путаясь под ногами. Никогда не привыкну к своей бесполезности. На глаза навернулись слезы.
- Чего влагу зря тратишь? – укоризненно протянула Зая, увидев мокрые дорожки на моих щеках. – Забирайся лучше в лодку.
- Почему ты со мной дружишь, Зи? – тихо спросила я, усевшись.
- Потому что у тебя чутье на лкесу, - ответила она, пожав плечами. – Он к тебе словно липнет!
Не такой ответ мне хотелось услышать, конечно же. Но, с другой стороны, оказывается, и от меня есть какая-то польза. Надо радоваться. Ведь так?
Пока я хмурилась, раздумывая, Зая уже начала крутить педали, заставив вращаться колеса под днищем, и мы помчались в пустыню. Красноватая мельчайшая пыль висела в воздухе, пришлось прикрыть нос и рот платком, стараясь не обращать внимания на зуд в глазах из-за попадающей в них взвеси, которая сильно снижала видимость.
Но скоро поднялся ветер, разметав всю хмарь. Теперь просматривался даже горизонт, все же вечно занавешенный дымкой. Зи пересела на топчан ближе к носу и поставила мачту. Тяжелое серое полотнище зло захлопало на ветру, норовя ударить нас по лицам, но Зая споро укротила его, и вскоре парус гордо выпятил грудь. Лодка понеслась по пустыне, оставив позади горстку бежевых шатров нашего стана.
- Куда? – подруга глянула на меня.
- Направо. – Тут же сорвалось с языка.
- Хорошо. – Зи потянула за рычаг, мачта со скрипом развернулась, направление сменилось.
Некоторое время мы ехали молча, вглядываясь в пустыню. А потом я заметила крохотную темную точку вдали. До боли напрягла все еще слезившиеся глаза. Точно, он!
- Там! – моя рука указала направление.
- Ничего не вижу, - Зая привстала, приложила ладонь козырьком ко лбу. – А! Точно, есть! – она с восхищением глянула на меня. – Ну у тебя и глазищи, Макила!
