— И не успеешь, что я дурак оставлять тебя, за дверь. — С Алыковым спорить не получалось. Совсем. — Рюмова Ирина, вы тоже, работу мне на стол и покиньте аудиторию.
— Злыдень, — буркнула Яра и продолжила мучить свои листочки.
Спустя еще пятнадцать минут я делала вид, что перепроверяю решение задач, а сама быстренько решала для Ярки первые два задания, вообще не особо сложные. Там нужно было решить систему методом Крамера, по мне так формула Симпсона была сущим адом.
— Ваткина Инна! — рявкнул препод, и я вздрогнула. — Вы закончили?
— Да, перепроверяю, — чуть заикаясь, ответила ему.
— Сдавайте работу, — потребовал он. — И хватит помогать соседке, я все вижу.
Вот блин! Отпираться не стала, как и отвечать. Быстренько собрала стопку листочков, Алыков даже черновики требовал сдавать, смотрел как именно решаем задачи, и прошла на кафедру.
— Можно я тут подожду? — сдавая работу, спросила я. Мне вдруг подумалось, что Рита и Алла моего подвига в столовой не простят, и выходить одной из аудитории не хотелось. Мало ли что…
Нет, я не трусиха, я просто разумная… одна против двоих не выстою, а вот с Ярой и Машей... Шанс сбежать в общагу и не нарваться на неприятности есть.
Я видела, что препод не против. У нас с ним были нормальные отношения, он прекрасно знал, что я все добросовестно учу и не списываю. Попробуй спиши, когда на кону твое место в общаге и стипендия. На такое я пойти не могла. Хотя и зубрилкой никогда не была. Круглой отличницей тоже, но для стипендии главное трояков не нахватать.
Но тут вмешался его величество случай.
Из моей сумки громко и требовательно раздался голос Adele, припев песни Rolling in the Deep.[1]
Обычно я выключаю звук на мобильнике, а в этот раз я так со столовой улепетывала, что напрочь забыла об этом обстоятельстве. Кто ж знал, что мама решит мне позвонить? А я никак не могла пропустить ее звонка. Не так часто она и звонила.
— Всего доброго, Ваткина. Подождёте подруг за дверью.
— Да, конечно, извините, — заливаясь краской стыда, ответила я и выбежала из аудитории.
Уже стоя в коридоре, лихорадочно шарила рукой по дну сумки, ища смартфон. Есть!
— Да, Масянечка! — радостно отозвалась я. — Прости, у нас самостоятельная была.
— Доченька, я помешала? Извини.
— Нет-нет, я сдала работу, когда ты позвонила. Как ты и Роман Петрович? Как там «Три Н», не шалят?
Я прислонилась спиной к стене, чувствуя, как на губах расплывается улыбка. Роман Петрович — мой отчим, мировой мужик, до безумия обожающий мою маму.
Они познакомились, когда мне уже исполнилось тринадцать лет, и мама считала, что отношения ей не нужны. Да и поздно уже, дочь считай взрослая, того гляди ее замуж выдавать придется.
У Романа Петровича на этот счет было свое мнение. Он ухаживал за ней настойчиво, красиво, что в какой-то момент, даже я начала ему помогать по завоеванию неприступной учительницы младших классов Марины Алексеевны Ваткиной.
И уже спустя год мама шла под венец. А еще через год нас ждало приятное потрясение: мама оказалась беременна двойней. И только во время родов выяснилось, что врачи не разглядели третьего ребенка. Сейчас тройняшкам Никите, Николаю и Нике почти три года. В шутку мы зовем их «Три Н или Три Ника».
На самом деле это прозвище с легкой руки местных журналистов намертво прицепилось к ним. О наших маленьких звездочках долго гудели местные газеты. Как же ошибка врачей, которая могла стоить жизни как матери, так и детям. Да еще новогодние тройняшки, чего в нашем городке еще не случалось!
Никита родился в полночь и четыре минуты первого января две тысячи десятого года, Николай в двадцать три минуты первого, их принимала сама заведующая роддома, а вот нашу малышку Нику приняла девушка-ординатор, которая должна была контролировать выход последа. А в итоге поймала крохотулечку, которая не дышала.
Мама рассказывала, что пережила тогда ни с чем не сравнимый ужас, а после испытывала, да и сейчас испытывает благодарность врачам. Они спасли Нику.
Вот таким образом на свет появились мои братья и сестра. Администрация города подарила нам пятикомнатную квартиру и микроавтобус. Но скажу откровенно, лучше бы полк нянечек прислали. Тройняшки для семьи, в которой нет ни бабушек, ни дедушек, серьезное испытание. Но мы справились.
Я слушала щебет мамы и внутри меня словно солнышко расцветало. Я безумно соскучилась по всем. Слушать о проказах мальчишек, и о том, как всех строит Ника — бесценно. Я словно бы перенеслась за много километров в место, где всегда царит уют и любовь. Я воочию видела все, о чем говорила мама. И как Ника лупит ложкой папу, когда тот вместо конфет дает кашу, и как Никита научился строить башни из кастрюль и ловко залезать на них. И как Николай утопил мобильник Романа Петровича в унитазе.
Я тихонько смеялась и вышагивала по коридору. Со мной всегда так, заболтаюсь и начинаю ходить, круги наворачивать. Вот и сейчас слушая свою Масяню, я шагала по коридору, не в силах остановится и просто постоять на одном месте.
— Масянечка, вы уже елку украсили? — спросила я.
— Ох, доченька, прости, мы не дождались твоего приезда. Дети так просили…
Я нахмурилась. Я ведь еще не сказала маме, что на этот Новый Год не приеду. Я уже набрала в рот воздуха, чтобы выпалить эту новость, как была неожиданно остановлена властной рукой, и ногой, и вообще всем телом.
Путь мне преградил Разум.
— А вот и ты, медсестричка. — Выдохнул он, глядя на меня. И всем видом давая понять, что пройти не даст.
«И пришла ко мне большая, ну просто необъятная попа» — подумалось мне.
Но тут мама забеспокоилась, она что-то спросила, а я прослушала.
— Мася, повтори, пожалуйста. — Попросила я и попыталась обойти Разумовского.
Какой там! Он выставил руки, показывая, что мне пути нет.
Ну и ладно! Мы не гордые! Я и нагнуться могу! Что и сделала, юркнув под его руку и ускорилась.
— Я тоже тебя очень люблю, — ответила маме, которая спешила завершить разговор так и не повторив вопроса, дети что-то учудили.
— Стоять! — рявкнули позади, застив меня вздрогнуть, но не остановиться.
— Ещё чего, — фыркнула я на бегу. — Нашел дуру.
Во мне явно умер спринтер. Я так в жизни не бежала! По лестнице вниз, по коридору, опять по лестнице, пока не юркнула в гардеробную, где притаилась за большим горшком с пальмой. Вот бы пронесло! Хоть бы не заметил!
* * *
Разумовский Бронислав
— Пасуй! — крикнул Магу, видя, что его два игрока блокировали, и обойти их он не может. — Я свободен!
И тут же получил мяч. Рывок, прыжок, три очка наши! Свисток. Время вышло.
