— От этой отвратки можно ожидать чего угодно. Не хочу давать ей ни единого шанса испортить мне этот бал. — Виктория одела белоснежную кружевную пелерину поверх серого форменного платья воспитанницы. — Пошевеливайтесь, девочки! Нужно успеть забрать наши наряды до завтрака.
Дабы не испытывать терпение Виты, я подхватила передник и поспешила к зеркалу, привычно перескочив через скрипучую половицу. Улыбнулась отражению кудрявой шатенки, что бесшумно возникла за моей спиной, помогая зашнуровать платье и завязать фартук красивым бантом.
В этом был плюс совместного проживания в дортуаре. Мы делили комнату на троих и с первого года обучения помогали друг другу с уроками, гардеробом и прическами. Личная прислуга воспитанницам не полагалась, а небрежность во внешнем виде каралась дополнительными дежурствами. Как говорила наша классная дама: «Настоящая леди должна уметь без камеристки собраться и в пир, и в мир».
Мне очень повезло с соседками. С ними я впервые ощутила тепло дружеского общения, растопившее оковы, что защищали мое сердце от холода и отчужденности, царивших в Тотенбур-Хол.
С пепельной блондинкой Катриной Энн Вилбур, дочерью провинциального баронета и судьи крохотного городка Шлосберг, мы сразу нашли общий язык. Обе спокойные и немногословные, мы поначалу считали нашу третью соседку стихийным бедствием. Это спонтанно зарождавшееся в нашей уютной комнатке торнадо звали Виктория Алисия Кэррош, и к нему просто надо было привыкнуть. Младшая дочь сенатора Мартина Кэррош отличалась обманчивой кукольной внешностью, за которой, как за респектабельным фасадом, скрывался проказливый характер и склонность находить приключения буквально на ровном месте. Эти качества невероятным образом сочетались в ней с неугомонным желанием причинять добро и заботиться о нас с Кати.
Каштановые кудряшки Виктории нетерпеливо подпрыгивали, пока мы чинно спускались на первый этаж, где располагалась общая гардеробная, куда еще накануне вечером доставили готовые наряды от модисток. Эскизы платьев к Весеннему балу воспитанницы создавали сами, но под чутким руководством мэтра Левиля, когда-то одевавшего фрейлин Ее Величества. Фантазии и чувству меры юных дарований пока не доверяли, поэтому все эскизы были мэтром лично проверены и одобрены. Говорят, готовые платья также подверглись тщательному досмотру, и увиденным господин Левиль остался доволен, что не могло не вызвать общий вздох облегчения.
Всё же огорчать мэтра было чревато. За безвкусицу и вульгарность он был готов заколоть булавками насмерть.
Вопреки опасениям Виты, в гардеробную мы пришли первыми. Подчеркнуто любезно поздоровавшись с инспектрисой, мы застыли на месте, едва переступив порог. Вмиг позабыв все заветы леди, простодушно открыли рты при виде представшей перед глазами картины.
Десятки нарядных манекенов застыли в разных позах в просторном помещении. Кружева, расшитые корсеты, перья и атласные туфельки заполнили все пространство. Мы словно попали на чудной бал манекенов, где время остановилось.
Задача отыскать в этом пестром великолепии наши платья уже не казалась такой простой.
— Я нашла их! — пискнула из дальнего угла Виктория, и мы с Катриной поспешили на ее звенящий радостью голос. — Бесподобно! Очаровательно!
Стоило нам с Кати увидеть платья, и восхищенный вздох вырвался у обеих.
Для открывавшего весенний сезон бала традиционного выбирались светлые оттенки и струящиеся ткани, напоминавшие нежные лепестки первоцветов.
Сиреневой дымкой окутало один из манекенов мое бальное платье. Крохотные цветы на тон темнее словно распустились на его корсете, оплетая сиреневыми соцветиями короткие изящные рукава.
Летним рассветом мерцало светло-розовое платье Виты, расшитое золотистыми жемчужинами. Ему в тон на щеках его обладательницы играл счастливый румянец.
Бирюзовое платье Кати с отделкой из белоснежного кружева было, пожалуй, самым ярким из окружавших нас нарядов. И оно невероятно шло к ее глазам, делая их яркими и загадочными, как морские глубины.
Вот недаром Виктория была любимицей мэтра Левиля! Ее врожденное чувство стиля никогда не подводило. Именно она спасла эскиз Катрины, когда та слегка увлеклась кружевным декором. И именно Вита посоветовала мне к простому и лаконичному крою выбрать более дорогую ткань и необычное шитье для отделки лифа. Результат наших совместных усилий превзошел все ожидания!
Всё-таки хорошо, что я почти не тратила подаренные за прошедшие годы деньги. И могла себе позволить эту маленькую роскошь. Вряд ли в моей будущей жизни, после завершения школы Сен-Грейс, будет место балам. Поэтому буду радоваться и наряжаться, пока есть такая возможность!
Пансион Сен-Грейс, хоть и именовался Школой изящных манер, уделял внимание не только обучению танцам, разновидностям придворных поклонов и искусству ведения светских бесед. Помимо прочего воспитанницы изучали философию, экономику, мировую историю, культуру и искусство, общественные отношения и международный протокол. Злые языки говорили, что в Сен-Грейс готовят идеальных невест для некромонгов. Ведь те не посещают мужских клубов и вынуждены больше времени проводить дома, общаясь с супружницами. Вот и основали школу, где из милых глупышек делали достойных собеседниц.
Конечно это был досужий вымысел. За исключением того факта, что школу Сен-Грейс и вправду основала представительница некромонгов — леди Лорентайн Ангэлер. Как и полторы сотни лет назад ее пронзительные синие глаза взирали на учениц с парадного портрета, что висел в главном холле. Директор Хоуль говорил, будто у этого хрупкого на вид синеглазого ангела был стальной характер и острый, как оберийский клинок, ум. Основательница слыла женщиной резкой, почти бунтаркой для своего времени.
Тем удивительнее было узнать, что наша непоседа Виктория буквально преклонялась перед леди Лорентайн и по вечерам, сидя на кровати, цитировала ее возмутительно откровенные высказывания, вычитанные в мемуарах:
«Сначала девушка заперта дома родителями, а потом — мужем. Стоит ли удивляться, что, встречаясь в редкие минуты вне затворничества, дамы болтают без умолку».
Конечно, непреклонный характер и стойкость леди Лорентайн были достойны восхищения. Не каждой под силу выдерживать ежедневные нападки и злословие окружающих, по десять раз на дню выслушивать, что Ангэлеры создали школу, дабы отбирать лучших невест для своих отпрысков. С таким объяснением мужчинам в ту пору было проще принять сам факт открытия новой школы для девочек. А основательница, будучи женщиной мудрой, никого не разубеждала: пусть болтают, лишь бы палки в колеса не вставляли.
Под школу был отдан фамильный особняк Ангэлеров в самом центре Мальбурга. И это не потому, что основатели не захотели тратить средства на строительство нового здания под школу. Всё, что делала эта удивительная женщина, было продумано до мелочей. Учебным зданием стал некогда жилой особняк, потому как где еще будущим хозяйкам подобных особняков учиться управлять хозяйством и штатом прислуги. Девочки смотрели и учились образцово-показательной организации работы кухарок, горничных, привратников и садовников. Дежурства помогали лучше понять работу изнутри, испытав на собственной шкуре, каково это прибираться в комнате, накрывать обед в столовой и высаживать фрезии в школьном саду. После замужества юные леди без труда налаживали быт в своем новом доме, не боясь ударить лицом в грязь и не оправдать ожиданий супруга и его чопорной родни.
