Глава 41
Попытки перенестись в Олд-Лодж XXI века оказались безуспешными. Я сосредоточилась на облике и запахах дома и увидела нити, которые связывали меня и Мэтью с ним: коричневые, зеленые, золотистые. Но они постоянно выскальзывали у меня из рук.
Тогда я попробовала настроиться на Сет-Тур. Нити, связывающие нас с тем местом, были характерным для Мэтью сочетанием черных и красных, слегка разбавленных серебряными. Я представила замок, полный знакомых лиц: Сара и Эм, Изабо и Марта, Маркус и Мириам, Софи и Натаниэль. Однако и эта надежная гавань оказалась недосягаемой.
Внутри нарастала паника. Стараясь полностью игнорировать ее поползновения, я перебирала сотни вариантов, ища альтернативное место возвращения. Оксфорд? Станция метро «Блэкфрайерс» в современном Лондоне? Собор Святого Павла?
Пальцы постоянно возвращались к одной нити в ткани времен, не мягкой и шелковистой, а жесткой и грубой. Я просмотрела эту нить по всей длине и обнаружила, что это вовсе не нить. В мой узор вплелся корень, ведущий к невидимому дереву. Поняв это, я споткнулась, словно зацепившись за невидимый порог, и упала на пол кладовой старого дома Бишопов.
Дома! Я приземлилась на четвереньки. Узлы на нитях между моими ладонями и полом начали распрямляться. Широкие сосновые доски были отполированы ногами многих поколений моих предков. Доски вызывали знакомые ощущения в пальцах. Символ постоянства в изменчивом мире. Я подняла голову. Вдруг мои тетки сейчас сидят в гостиной, ожидая нашего возвращения? Может, это они помогали нам вернуться? Заманчивая мысль оказалась нелепой. Воздух внутри дома говорил об обратном: о том, что дом давно пустует и ни одна живая душа не появлялась здесь с прошлогоднего Хеллоуина. Даже призраки куда-то исчезли.
Мэтью плюхнулся рядом со мной. Его рука по-прежнему сжимала мою. Мышцы дрожали от напряжения, вызванного путешествием во времени.
– Мы одни? – спросила я.
Мэтью принюхался:
– Да.
После его короткого ответа дом пробудился. Безжизненная обстановка мигом сменилась напряженной. Я ощутила дискомфорт.
– Твои волосы опять поменяли цвет, – улыбнулся Мэтью.
Я нагнула голову. Локонов рыжеватой блондинки как не бывало. Вместо них – прямые шелковистые пряди рыжевато-золотистого цвета. Такой же цвет волос был у моей мамы.
– Должно быть, это от путешествия во времени.
Дом заскрипел и застонал. Я чувствовала, как он собирает энергию для выброса.
– Это всего лишь мы с Мэтью, – сказала я.
Мои слова звучали успокаивающе, но голос был резким и со странным акцентом. Однако дом меня узнал и облегченно вздохнул. Из трубы потянуло ветерком. Он принес незнакомый запах ромашки, смешанный с запахом корицы. Я оглянулась через плечо. Все тот же камин, все те же потрескавшиеся деревянные панели вокруг него. Я поднялась на ноги и… чуть не завопила от неожиданности.
– А это что еще за чертовщина?
Из каминной решетки торчали ветви дерева. Черный ствол заполнил собой дымоход. Помимо решетки, ветви пробивались сквозь каменную кладку и обшивку стен.
– Похоже на дерево из перегонного куба Мэри.
Мэтью, прибывший в наше время в черных бархатных штанах и вышитой полотняной рубашке, склонился над камином. Его палец коснулся комочка серебра, вдавленного в кору. Голос мужа, как и мой, был совсем из другой эпохи и из другого места.
– Вроде знакомая вещица, – сказала я. – Напоминает твой знак паломника.
Я тоже опустилась на корточки. Колокол моего черного платья накрыл пол. Так и есть! Знак паломника. Я узнала рисунок гроба Лазаря.
– Думаю, это он, – согласился Мэтью. – Внутри находятся две позолоченные полости. Обычно туда наливали святую воду. Но я, прежде чем покинуть Оксфорд, налил в одну полость свою кровь, а в другую – твою. – Он пристально посмотрел на меня. – Кровь каждого из нас находилась почти рядом. Это вселяло в меня ощущение, что мы с тобой неразлучны.
– Смотри. Твой древний сосуд оплавился по краям. Либо он попал в огонь, либо его сильно нагревали. Если внутри он был позолочен, помимо следов крови, там должны быть и следы ртути.
– Тогда это дерево было сделано из тех же веществ, что и алхимическое arbor Dianae Мэри. – Мэтью поднял голову, разглядывая голые ветви.
Запах ромашки и корицы усилился. Дерево вдруг зацвело. Но мы не увидели ни цветков, ни плодов. С ветвей свешивались иные «плоды»: ключ и лист пергамента.
– Да это же страница из манускрипта, – сказал Мэтью, снимая его с ветки.
– Значит, в двадцать первом веке манускрипт остается поврежденным и неполным. И никакие наши действия в прошлом не смогли этого изменить, – сказала я, успокаивая себя глубоким дыханием.
