— Что, на Семенную?
— Точно!
Мастера вновь переглянулись, и старший покачал головой в том смысле, что теперь-то уж все с этой дамочкой ясно. Младший вновь смилостивился над нею:
— Барышня, нету на Семенной неисправных домов. Чтой-то вы темните.
Дочь герцога, леди Великого Дома провалилась в краску.
— Будет вам, судари!.. Ну, соврала немного. Просто не хотела называть адрес, пока мы обо всем не договоримся. О цене и о качестве…
Старший каменщик изрек приговор:
— Вот что, сударыня, это уж слишком. Так оно не пойдет.
— И нечего! — подтвердил бородач.
Тогда за спиною Карен раздался тихий, грустный голос бога:
— Лжет она, мастера. Не слушайте. Она из Фаунтерры приехала.
В лицах каменщиков наметилась оттепель. Слово «Фаунтерра» многое им объяснило.
— А ты кто таков, парень?
— Натаниэль, студент. Это — моя мачеха. Она все наврала, а на самом деле хочет узнать про еретиков.
— Кто ж не хочет! — крякнул младший.
— Интересно ей, видите ли, — добавил Нави. — Любит всякие зверства да убийства.
Бородач кивнул с тем смыслом, что да, по ней заметно.
— Зато при деньгах. Расскажете — заплатит. А не расскажете — тоже правильно, нечего врать-то.
Впервые среди каменщиков наметился раскол. Бородач и еще один отвернулись от Карен, но трое других, напротив, подались вперед. Старший поколебался — и поддержал троих:
— Авансом платите, барышня.
Карен выложила на стол елену.
— Хорошее дело, — сказал старший не ей, а богу. — Что она знать-то хочет? Ты мне скажи.
— Ей интересно про бой в гробнице. Вы его не видели, но можете судить по состоянию стен. Какое оружие применялось? Какие силы пошли в ход?
За полчаса Нави и Карен узнали все. То бишь, все, что могли поведать каменщики — но это было много. Ведь они своими глазами видели расколотые крышки саркофагов, разбитые в крошку мраморные плиты, обожженные стены, камни, треснувшие от жара. Наметанный глаз мастеров мог оценить силу оружия. Вот плита разбита не долотом — тук-тук-тук — а одним могучим ударом. Хлестнула плеть — и расколола за раз, будто плеть способна колоть мрамор. А вот глазурь на стенах — хрясь, и пошла трещинами, и копоть на ней. Знаешь, при какой температуре она запекается? Уууу! Ей любой пожар нипочем, но тут зашкварило так, что все! А вот ступеньке досталось: вроде, слегка выщербило, но это ж гранит! Топором со всего маху рубани — даже царапины не будет, а тут — щербатая, как зуб! Словом, парень, могучее оружие у этих еретиков. Да и то сказать, сорок кайров положили — тоже ведь признак…
Нави поблагодарил, Карен дала еще елену. Беседа как бы подошла к концу, и бог спросил напоследок:
— Скажите, мастера, если не трудно… А раньше, месяце в ноябре или декабре, не делали вы каких-нибудь работ для Прощания?
Они озадачились. Старший спросил дружелюбно, но с подозрением:
— Так, а зачем оно тебе?
— Я думаю, еретики уже раньше к вам захаживали. Вряд ли это первый их налет.
— Почему так считаешь?
— Сами посудите. Кайры засаду устроили — так? Стало быть, знали, что еретиков сюда тянет, в Прощание. А как они могли знать? Да потому, что еретики уже раньше приходили!
Старший мастер уважительно поскреб подбородок.
— Умный ты, да?
— Студент, — пожал плечами Нави.
— Заметно… Ну, похоже, да, ты угадал. Мы, правда, раньше не думали на еретиков. Но случилось одно происшествие… — Старший толкнул плечом бородача: — Расскажи ему.
Бородач заговорил:
— В прошлой бригаде был у меня напарник. Я перешел сюда, но его не забыл, дружим. И вот в ноябре подрядили его на одно дело: возле Прощания оштукатурить беседку. Причем не всю, а только цоколь. Он сделал, а я пошел поглядеть. Потом говорю ему: «Что ж такое, брат? Неровно легло же, гильдию позоришь!» Приятель мне отвечает: «Не моя вина, там кладка была кривая. Я-то вывел, как мог, но что поделаешь, если камни лежат косо!» Я ему: «Что значит — кривая кладка? В нашей гильдии все дело знают!» А напарник говорит: «То-то и оно! Это не наши клали, а чужие. Наспех, без уровня, да на жидкий раствор. Вот и вышла лепешка коровья…»
Старший мастер подытожил рассказ:
— Видишь, студент, какая странность? У нас в Ардене, да в самом центре, похозяйничали чужие! Лютое нарушение устава цеха! Мы даже бургомистру жалобу писали. Вот тебе еретики! Каковы, а?
Нави еще спросил для приличия, где находится та самая беседка, а потом заказал мастерам эля, поблагодарил и распрощался.
Уже стемнело, когда они вдвоем сели в экипаж. Летняя ночь дышала блаженством. Золотом сияли фонари, мелодично стучали подковы, ветер бархатной кистью оглаживал волосы. Мир казался красивым и нежным. Карен сказала очень мягко:
— Все прошло, как по маслу. Сударь, правда же, вы теперь довольны?
— Нет, — срезал Нави. — Дела обстоят настолько плохо, как я и ожидал.
— Еретики? — спросила Карен.
— И беседка. И Темный Идо… Какая вам разница, сударыня? Вы все равно мне не верите.
Впервые по своей воле он назвал Карен на «вы». Холодно, колюче. Ей захотелось сказать: нет, мол, теперь верю… ну, настолько, насколько вообще можно верить безумцу… называющему себя богом. Она долго молчала, и лишь пару кварталов спустя раскрыла рот:
— Послушайте… вы же так и не сказали: отчего в вашем царстве нет каменщиков? Неужели боги не строят домов?
Нави ответил с безнадежною, старческой усталостью:
— Не строим. Сажаем семена, и дома вырастают, как деревья… Смейтесь же, сударыня! Какая нелепица!
* * *
Подъездная аллея к гостинице с обеих сторон была обсажена каштанами. Густая тень деревьев давала возможность притаиться и напасть на приезжих, как только их карета остановится. Нынче этот шанс использовала Дороти.
Собственно, она не нападала, а просто возникла из тени, но ее беззвучное появление перепугало Карен.
— А-аа! Тьма сожри, зачем так подкрадываться?!
— Пугливы те, чья совесть нечиста, — пропела Дороти. — Кто честен, тот не убоится мрака.
И Карен, и Нави ощутили запах.
— Миледи… вы пьяны?!
— Винит других лишь тот… или обвиняет? Черт, забыла… Имела повод, вот и выпила. Я нашла Глорию!
Карен ахнула. Нави вздрогнул так, что рассыпал деньги. С трудом нашарил пару агаток, сунул извозчику:
— Подожди в конце аллеи. Думаю, еще пригодишься…
Щелкнул кнут, цокнули копыта, гравий захрустел под колесами. Экипаж удалился, оставив аллею в тишине.
