Блейк перерос человека в себе, и это было болезненно. От этого он чувствовал не только тепло и уют, но и слабость и пустоту.
Он сел на пол, обхватив себя руками. Даже этот крошечный кусочек пространства, подумал Блейк, даже эта комнатка, в которую он, сжавшись, втиснулся, – даже это место не принадлежит ему, а он не принадлежит этому месту. У него нет ничего. И сам Блейк – запутанное нечто, произведенное на свет случайным стечением обстоятельств. Этот мир никогда не предназначался для таких, как он. Он – непрошеный гость.
Не исключено, когда-нибудь Блейк стряхнет с себя человечность, но если это случится, то не раньше чем через несколько тысяч лет. А сейчас это его Земля. Сейчас, а не через вечность – и Земля, и Вселенная.
Блейк ощутил теплую волну чужого сочувствия к себе, он смутно осознал, откуда оно, и даже, несмотря на горечь и отчаяние, понял, что это западня, и закричал, силясь освободиться.
Блейк сопротивлялся как мог, но те двое все равно влекли его к себе в ловушку, он слышал их слова и мысли, которыми они обменивались между собой, и слова, с которыми они обращались к нему, хотя и не понимал их.
Их сочувствие оплело его, и они взяли его и крепко прижали к себе, и их инопланетная теплота окутала его тугим, защищающим от всех опасностей одеялом.
Он начал погружаться в негу забвения, и сгусток измучившей его агонии растаял, растворился в мире, где не было ничего, кроме троих – его и тех, двух других, связанных воедино на вечные времена.
Глава 27
Промозглый и колючий декабрьский ветер завывал над землей, срывая последние бурые, сухие листья с дуба, который одиноко рос на середине склона холма. Рваные тучи мчались по небу, и ветер доносил запах скорого снегопада. У кладбищенских ворот стояли двое в синем; бледное зимнее солнце на миг пробивалось сквозь тучи, сверкало на начищенных пуговицах и стволах винтовок. Сбоку от ворот собралась горстка туристов, они смотрели через чугунную ограду на белую церквушку.
– Сегодня их немного, – сказал Райан Уилсон. – В хорошую погоду, особенно по выходным, сюда приходят целые толпы, я это не очень одобряю, – продолжал он. – Там Теодор Робертс. Мне все равно, какое обличье он принимает. В любом случае это Теодор Робертс.
– Как я вижу, доктора Робертса высоко ценили в Уиллоу-Гроув, – сказала Элин.
– Это так, – ответил Уилсон. – Из нас он был единственным, кому удалось завоевать известность. Городок гордится им.
– И все это вас возмущает?
– Не знаю, подходит ли тут слово «возмущение». Пока соблюдаются приличия, мы не возражаем. Но толпа нет-нет да и разгуляется. А мы этого не любим.
– Может быть, мне не стоило приезжать, – проговорила Элин. – Я долго раздумывала, и чем больше копалась в себе, тем сильнее чувствовала, что должна приехать.
– Вы были его другом, – с грустью сказал Уилсон. – Вы имеете право приходить к нему. Вряд ли у него было очень много друзей.
Люди потянулись от ворот вниз по склону холма.
– В такой день им и смотреть-то особенно не на что, – сказал Уилсон. – Вот они и не задерживаются. Одна только церковь. В хорошую погоду ее двери, разумеется, бывают открыты и можно заглянуть внутрь, но и тогда мало что увидишь. Просто темная полоса. Но когда двери открыты, кажется, будто там что-то светится. Поначалу ничего не светилось и ничего не было видно. Словно смотришь в дырку прямо над полом. Все как шорами закрыто. Думаю, это какой-то экран. Но потом экран, или защита, или что там еще, постепенно исчез, и теперь можно увидеть, как эта штука светится.
– Они пропустят меня внутрь? – спросила Элин.
– Думаю, что да, – ответил Уилсон. – Я сообщу капитану. Нельзя упрекать Космическую службу за такие строгие меры предосторожности. Вся ответственность за то, что там находится, лежит на них. Они начали этот проект двести лет назад. Того, что случилось, могло и не быть, если бы не проект «Оборотень».
Элин вздрогнула.
– Простите меня, – сказал Уилсон. – Я не должен был говорить так.
– Почему? – спросила она. – Как бы неприятно это ни было, его все так называют.
– Я рассказывал вам о том дне, когда он пришел в мою контору, – сказал Уилсон. – Это был молодой, милый человек.
– Это был испуганный человек, бегущий от мира, – поправила его Элин. – Если б только он сказал мне…
– Возможно, тогда он не знал…
– Он знал, что попал в беду. Мы с сенатором помогли бы ему. И доктор Даниельс помог бы.
– Он не хотел впутывать вас. В такие вещи друзей обычно не втягивают. А ему хотелось сохранить вашу дружбу. Более чем вероятно, что он боялся потерять ее, рассказав все вам.
– Да, я понимаю, что он мог так рассуждать, – ответила Элин. – И я даже не пыталась заставить его поделиться со мной. Но я не хотела делать ему больно. Думала, что надо оставить ему шанс самому все узнать.
Толпа спустилась с холма, прошла мимо них и двинулась по дороге дальше.
Пирамида стояла слева, перед рядами стульев. Она тускло поблескивала и излучала широкую, слегка пульсирующую полосу света.
– Не подходите слишком близко, – посоветовал капитан. – Вы можете испугать его.
Элин не ответила. Она смотрела на пирамиду. От ужаса и изумления, внушаемых этим странным предметом, к горлу подкатывал удушливый комок.
– Можно приблизиться еще на два-три ряда, – сказал капитан. – Но подходить вплотную нельзя. Мы же толком ничего не знаем о ней.
– Испугать? – переспросила Элин.
– Не знаю, – ответил капитан. – Уж так эта штука себя держит. Будто боится нас. Или просто не желает иметь с нами никаких дел. До недавнего времени было по-другому. Она была черной. Кусочек пустоты. Создала собственный мир и воздвигла вокруг него всевозможные защитные приспособления.
– А теперь он знает, что мы не причиним ему вреда?
– Ему?
– Эндрю Блейку, – пояснила она.
– Вы знали его, мисс? Так сказал мистер Уилсон.
– Я трижды встречалась с ним, – ответила она.
– Насчет того, знает ли он, что мы не причиним ему вреда, – проговорил капитан. – Возможно, в этом все дело. Кое-кто из ученых так думает. Многие пытались изучить эту штуку… простите, мисс Гортон, изучить его. Но далеко продвинуться им не удалось. У них почти нет материала для работы.
– Они уверены? – спросила Элин. – Они уверены, что это Эндрю Блейк?
– Там, под пирамидой, – сказал ей капитан. – У ее основания, с правой стороны.
– Туника! – воскликнула она. – Та самая, что я дала ему!
– Да, туника, которая была на нем. Вот она, на полу. Один только краешек торчит. Не отходите от меня слишком далеко, – предупредил капитан. – Не приближайтесь к нему.
Элин сделала шаг и остановилась. «Глупо, – подумала она. – Если Эндрю здесь, он знает, знает, что это я, и не испугается. Знает, что я не принесла ему ничего, кроме своей любви».
