удержать в повиновении и периэков, и илотов.
Однако, сам Ликург оказался довольно предусмотрительным. Избитый однажды одним из спартиатов за обязательное вкушение «черной похлебки», он сам покинул свое отечество и больше в него не возвращался.
После него Европа видела у себя немало различных фантазеров и мечтателей, желавших тоже искусственно преобразовать социальную жизнь. Но к счастью для европейцев, только очень немногие из этих мечтаний были осуществлены, да и то на короткое время.
В V веке до Р. X. величайший философ Платон предлагал в своем «Государстве» такое устройство общественной жизни: во главе правления каждой страны должны находиться люди науки, или философы. Они, как известно, люди самые умные. Только они могут как следует законодательствовать и управлять. Личность должна быть вполне слита с государством путем самой строгой регламентации жизни. Брак и воспитание детей также регулировалось государством. Частная собственность воспрещалась.
На радость афинянам, «Государство» Платона осталось только трактатом и реальным государством не стало. Можно вообразить, что получилось бы в Аттике, если бы несколько философов разного направления стали управлять ею! Платоники развели бы в государстве возвышенную идеологию, софисты требовали бы софистического образа мышления, сторонники Гераклита[567] потребовали бы, чтобы все жители были мрачны, сторонники циника Диогена провели бы в законодательном порядке, чтобы все жители поселялись в бочках… При отсутствии частной собственности никто не знал бы, где его бочка, а где бочка соседа…
И какая оживленная гражданская война началась бы между сторонниками «плачущей» партии Гераклита и «смеющейся» партией Демокрита[568]!
* * *
После теократического католического Средневековья вместе с эпохой Возрождения начались снова социальные мечтания. В конце пятнадцатого века во Флоренции доминиканцу Савонароле после изгнания Медичей поручили создать конституцию. И Савонарола решил создать особое государство с Христом, как с Царем во главе. Всецело захватив власть в свои руки, он насильственно стал изменять нравы, запретил игры, маскарады, общественные развлечения, и даже искусство и литературу, которые, по его мнению, делали из Флоренции языческий город. Он заставил граждан сжечь нарядные одежды, статуи, произведения Петрарки, Боккаччо, поручил особым отрядам юношей следит за поведением жителей и доносить на нарушителей распоряжений.
Разумеется, в эпоху Ренессанса такая жизнь была флорентинцам невмоготу. Начались волнения. Встревоженный папа Александр Шестой отлучил Савонаролу от Церкви за неисполнение его советов. Савонарола восстал против Папы, но население Флоренции уже стало сомневаться в своем «пророке», начало требовать от него в подтверждение своей правоты каких-либо чудес. И в конце концов престиж сурового доминиканца окончательно пал. Народ бросился к монастырю св. Марка, Савонарола был схвачен, судим и повешен.
Несколько десятков лет спустя после этого в Нидерландах, в Лейдене, появился некий Иоанн Бейкельсон[569], – портной, поэт и актер, ставший затем главой анабаптистов в Мюнстере. Завладев властью в последнем городе, он объявил себя сначала пророком, а затем апокалиптическим царем Нового Израиля. Составленное им правительство отменило частную собственность, установило общность имуществ и женщин. Живя роскошно, беспощадно расправляясь со своими противниками, и посылая миссионеров в соседние города, чтобы склонить их к «Новому Сиону», этот пророк, к общему благополучию, продержался в Мюнстере недолго; католики и протестанты осадили город, взяли «царя» в плен и после мучительных пыток казнили его.
Приблизительно в это время, на тридцать лет позже, в Англии выступил со своей социальной фантазией «Утопией» политический деятель Томас Мор. Его идеальное государство должно было «управляться законами разума». Правительство должно было состоять из мудрецов по типу платоновских философов. Все население должно было по окончании школы учиться до самой смерти. Все должны были работать определенное время, но иметь свободные часы, чтобы размышлять. Правительство обязано было следить, чтобы между гражданами царствовала любовь, а не эгоизм…
Эту идеальную жизнь, которую, конечно, нельзя было насадить без сурового принуждения, Томасу Мору не удалось осуществить на практике: по приказу короля Генриха Восьмого, автор «Утопии» был обезглавлен.
Не удалось провести в жизнь своего страшного «Левиафана» и английскому философу Гоббсу, который считал, что естественное состояние людей, это – «война всех против всех», и потому рекомендовал создать жестокую деспотическую монархию, при которой подавлялась бы всякая личная инициатива в мыслях и в действиях.
* * *
Но богаче всех социальными утопиями оказался XIX век. Сначала появился мечтательный социализм Сен Симона и Фурье. Сенсимонизм был расплывчат в идеологии и выродился в конце концов в религиозное братство. Но фурьеризм попытался осуществить свои социальные идея на практике. Согласно Фурье, в основу общественного строя кладется разделение общества на мелкие общины, «фаланги» от полутора до двух тысяч человек в каждой; все члены «фаланг» живут в «фаланстерах». Главное хозяйство общин – земледелие с разделением труда, с организацией общественных контор; доход делится в известной пропорции между участниками; помимо общего обеспечения минимумом одежды и пищи, за талант, за физический труд и за капитал каждый получает добавочную приплату, строго нормированную. В фаланстерах индивидуальная жизнь не должна быть стеснена ничем, вплоть до разрешения свободной любви…
Для своего опыта с фаланстерами Фурье избрал местечко Кон-де-сюр-Вегр. Фаланстеры начали организовываться, доходы стали распределяться, свободная любовь расцвела. Но дела в общем пошли так плохо, что Фурье принужден был бросить затею, разочаровавшись, конечно, не в своем учении, а в людях.
К счастью для него, это было XIX столетие, а не век Савонаролы или Иоанна Лейденского. И сентиментального социального реформатора не только не сожгли, но даже не повесили: он сам умер с горя.
И вот, наконец, появился «научный» социализм Карла Маркса. Жуткое учение, в котором сочетались отрицательные стороны всех нелепых утопий прежних веков: и ликурговская олигархия правящего класса, и фанатизм Савонаролы, и библейская жестокость Иоанна Лейденского, и звериный материалистический абсолютизм Гоббса, и казармы Фурье.
Но об этом в следующий раз.
«Россия», Нью-Йорк, 20 июля 1954, № 5408, с. 3.
Экономический материализм
В истории нашей цивилизации ни одна из утопий не была построена на такой бездушной и ничтожной основе, как социализм Карла Маркса, с его классовой борьбой и конечной победой пролетариата.
Не стоило человеческой мысли развиваться две с лишним тысячи лет, от Платона до Маркса, чтобы построить вместо «государства философов» государство рабочих.
Экономический материализм считает все явления умственной и нравственной жизни продуктами естественных экономических факторов. Голод и сытость, материальное благополучие и нищета – вот главные двигатели всего сложного прогресса культуры. На этих основах человечество создаст себе в конце концов счастливую жизнь, процессом социализации и экспроприации изменит общественную психологию и из «царства необходимости» осуществит прыжок в «царство свободы».
Строя свой экономический материализм, Маркс присоединяет к нему и все другие виды материалистического мировоззрения, чтобы придать всей системе полноценность и стройность. У современного ему естествознания он берет космологический материализм; в мире духовных явлений придерживается материализма психологического; в вопросах
