доплыть до «Чатранда» раньше, чем кто-либо узнает.
— Мы могли бы плыть прямо отсюда, — сказала Лунджа. — Три мили — это ничто для длому.
— И для селка, — сказал Киришган, — но скалы могут потопить не только лодки, но и пловцов, и северный пляж тоже может охраняться. И, даже если мы поднимемся на борт «Чатранда», как мы поможем ему сбежать?
Остальные украдкой взглянули на Рамачни, и маг, заметив их взгляды, вздохнул.
— Моих сил будет недостаточно, чтобы спасти корабль. Один или два валуна я мог бы отбросить в сторону, но не целый град из них. И я не могу поднять Великий Корабль в воздух — даже моя госпожа в расцвете сил не смогла бы совершить такой подвиг, разве что с помощью силы Нилстоуна.
— Я смогу защитить корабль от них, может быть, — сказала Таша.
Остальные пристально посмотрели на нее.
— Это еще предстоит доказать, — сказал Герцил, — и, кроме того, ты не на борту.
— Я могу проплыть так далеко.
— Не будь дурой, Таша, — пробормотал Пазел.
— Я не дура, — спокойно ответила Таша. — Это не как в ту ночь на Песчаной Стене. Что-то ждет меня на «Чатранде». Эритусма знала, что это что-то могло бы нам помочь.
Герцил и Пазел отвернулись, и глаза Рамачни ничего ей не сказали. Таша знала, что, рано или поздно, им придется ее выслушать. В течение нескольких месяцев все они укрывали ее, пытаясь оградить от внешней опасности, даже когда она изо всех сил пыталась освободить Эритусму. Это было тяжело для Пазела и всех ее друзей. Они несли ее, как вазу, сквозь ливень с градом; она пыталась разбиться об пол.
Два дня назад она подслушала, как Пазел и Нипс шептались о каком-то «другом способе». Она немедленно на них набросилась. Наконец Пазел сдался и поделился словами волшебницы:
Отведи Ташу на жилую палубу, туда, где ты раньше спал. Когда она будет стоять там, она будет знать, что делать.
Какая-то скрытая сила, доступная ей одной. Таше захотелось отшлепать смолбоев за то, что они так долго молчали; но, в конце концов, именно любовь запечатала их языки. Любовь и страх.
— В устах Эритусмы это прозвучало чертовски смертельно, Таша, — сказал ей Пазел. — Она назвала это последним средством.
Конечно, это предупреждение не разубедило ее: настало время прибегнуть к последнему средству. Все сомнения в этом исчезли вчера, когда они проснулись и обнаружили, что смотрят на Рой.
Можно было бы потратить всю жизнь, пытаясь забыть это зрелище. Черная масса размером с поселок, парящая высоко в облаках, обладающая волей и целеустремленностью. Рой казался слишком твердым, чтобы находиться в воздухе, и он изгибался, как мышца или клубок червей. Он двигался вдоль края Красного Шторма, останавливался, бросался в атаку, снова отступал, как животное, крадущееся вдоль забора. Ищет брешь, сказал Рамачни. Жаждет смерти, величайшего изобилия смерти где-либо на Алифросе. Жаждет войны на Севере.
Неужели мой отец в самом сердце этой войны?
Таша оставила остальных спорить у мачты. Вчера Рой исчез на востоке, оставив после себя изменившееся «Обещание»: люди и длому были потрясены и не могли подобрать слов, селки — мрачны и настроены философски. Сегодня они его не заметили, но Таша все еще могла видеть Красный Шторм во многих милях к северу, алую ленту между морем и небом.
Временной барьер, подумала она. Мы сражаемся и сражаемся на этой стороне, но ради чего? Дом, который мы, возможно, не узнаем, когда доберемся туда. Будущий Арквал, который забыл о нас, или мертвый. Если только мы тоже не найдем брешь.
Подойдя к левому борту, она облокотилась на поручень и уставилась на лесистый остров. Морские птицы кружили над северным берегом; волны разбивались о скалы. Она пожелала, чтобы это место каким-то образом открылось для них, позволило им забрать их корабль и их людей и отправиться в путь.
Ты победил, Талаг. Ты позволил своей сестре умереть, а своему единственному ребенку сойти с ума, но ты победил. Твой народ дома. Не будь таким гордым из-за того, что в результате ты убиваешь их, убиваешь весь мир.
Но ее следующая мысль была подобна удару по лицу: проблема не в Талаге, девочка. В тебе.
Все отвращение к себе, которое одолевало ее в Адском Лесу и при Дворе Демонов в Уларамите, снова вырвалось на поверхность. Она подводила их, и ее неудача обрушит дом на их головы. Они не могли ждать. Макадра приближалась; Красный Шторм ослабевал. В любой день, в любой час Рой может проскользнуть на Север. Они не могли ждать, и все же они ждали. Ее.
Весь этот месяц на «Обещании» друзья пытались ей помочь. О, сколько всего они перепробовали! Рамачни, каким бы измученным он ни был, предпринял путешествие в ее спящий разум. Это было сложное заклинание, на подготовку которого у него ушли дни, но само путешествие длилось всего одну ночь. Он добрался до стены, осмотрел ее — и, проснувшись, заявил, что стена не имеет никакого отношения к Арунису.
— Но она имеет прямое отношение к желанию Таши жить, — продолжил он. — Она построена из того же материала, что и внешние, прочные стены ее разума, и его фундамент. Хорошо это или плохо, Таша, но создательница этой стены — ты.
Его слова заставили Ташу снова задуматься о том, что она почувствовала при Дворе Демонов. Что Эритусма вернется, если она погибнет, и только тогда. Она была готова умереть. Какая-то часть ее прекрасно понимала, что у нее хватит смелости. Но Рамачни почувствовал направление ее мыслей и вмешался:
— Послушай меня внимательно, Таша: твоя смерть — не решение проблемы, Эритусма дала слово.
Пазел пошел еще дальше, утверждая: волшебница сказала ему, что смерть Таши будет означать и смерть Эритусмы. Но внутреннее чувство настаивало: только ее смерть могла разрушить эту стену.
Нолсиндар тоже попыталась помочь. Она просидела с Ташей три холодные, ясные ночи, когда море было спокойным. Таша предположила, что это была своего рода селкская медитация, но в то же время это было похоже на волшебство, потому что она обнаружила, что переносится в далекие времена и места Алифроса, гуляя по зеленым дорожкам под вековыми деревьями, или по глубоким пещерам, где от света фонарей сверкали хрустальные прожилки, или по проспектам городов, исчезнувших столетия назад из-за засухи, мора или войны. Иногда Нолсиндар шла рядом с ней; часто ее
