может быть больно и плохо. Что вот он, беззащитный, открытый, замерший в ожидании суда и приговора.
Впрочем, Олег все же пытается опереться на руки и отползти. Но не получается. Барахтается, как навозный жук.
Его страх завораживает, держит в напряжении, из которого есть только один выход. И этот выход, я знаю, принесет мне неземное блаженство.
— Ты не сде…
Не даю ему закончить.
Грохот выстрела бьет по ушным перепонкам. Отдача от пистолета отзывается даже не в руке – во всем теле.
Кто убьет минотавра - сам им станет.
— Я не монстр, - шепчу скорее сама себе, чем ему. – Я не стану, как ты.
Опускаю оружие.
Олег сидит с выкатаными от ужаса глазами и беззвучно открывает рот, потому что часть его уха валяется на полу. Но, по крайней мере, вся его остальная туша цела.
Со спины бесшумно подходит Меркурий и притягивает меня к себе.
Меня пробивает, прорывает на настоящую истерику. Сотрясаюсь всем телом, реву на его груди.
— Ты молодец, - слышу на ухо. – Иногда что-то не сделать – гораздо сложнее, чем пойти на поводу у своих демонов.
— Я не чудовище. Я не сломалась, - хнычу ему.
И плевать, что за всем этим наблюдает Олег. Пусть хоть обсмотрится. Потому что мой выстрел пришелся ровно ему между ног, но чуть ниже причинного места.
— Ты сильнее всех, кого я знаю, - отрывает меня от себя и заглядывает в глаза. – А я повидал очень много здоровенных и злых мужиков.
Отдаю ему пистолет – и Меркурий ставит его на предохранитель.
— Тебя все же нужно перевязать, - говорю, хлюпая носом.
— Хорошо, - улыбается он. – Через мгновение.
Максим отходит в сторону и возвращается с мобильным телефоном в руке.
— Кстати, насчет полиции, - обращается к Олегу. – Этот дом оснащен видеонаблюдением. К центральной охранной системе он не подключен, но камеры пишут. – Он набирает что-то на телефоне и говорит: - Вооруженное нападение, покушение на убийство. – Называет адрес и просит поскорее приехать. – Я отдам им записи. Но ты еще можешь попытаться забиться в какую-нибудь настолько глубокую и вонючую нору, что никто и никогда тебя там не найдет и не достанет. Уверен, для нас ты такого варианта не рассматривал, «друг».
Олег какое-то время продолжает лежать неподвижно, его лицо бледнее мела, а в глазах полыхается что-то такое, чего я даже объяснить не в состоянии. Шок? Стопроцентное непонимание происходящего?
Мы ждем, пока он все же не очнется из собственного ступора и, падая и оскальзываясь, но все же поднимется. Смотрит исподлобья сначала на Максима, потом на меня. Наверное, хочет сказать очень много, но молчит. А у меня нет даже намека на жалость к этому недочеловеку, разбитому и окровавленному, едва стоящему на ногах, с дрожащими руками, сломанным носом и стремительно заплывающими глазами. Именно таким я и хочу его запомнить. Потому что выбросить его из памяти все равно не смогу, как бы сильно этого не хотела.
Он уходит молча. Сгорбленный, хромающий, оставляющий за собой кровавый след.
Я на дрожащих ногах заглядываю в спальню, где совершенно спокойно, раскинув руки и ноги, спит мой сын. Сползаю по стенке на ватных коленях и закрываю ладонями лицо.
— Планетка, все закончилось, - обнимает меня Меркурий. - Ты молодец.
Я знаю, что Олег жив, но каким-то образом только теперь понимаю - все действительно закончилось.
Глава восемьдесят четвертая: Юпитер
Глава восемьдесят четвертая: Юпитер
Кровь заливает лицо и глаза, когда я заруливаю в знакомый двор.
Ни по одному знакомому адресу соваться нельзя - перед глазами до сих пор стоит горящий дом и выпотрошенная квартира. В офисе маски-шоу и судя из новостей - спецы взяли оттуда достаточно, чтобы засадить меня за решетку на много-много лет. Это в том случае, если обиженные мудаки, которых я кинул на бабки, не доберутся до меня раньше и тогда моя жизнь резко, сука, закончится.
Рукавом вытираю кровь с лица, выхожу из машины и еле-еле добредаю до подъезда. Надавливаю на кнопку домофона и не убираю палец, пока в динамике не раздается знакомый женский голос:
— Да что такое?!
— Открывай, сука, - - шиплю сквозь зубы, стараясь сдерживать боль. - Быстро!
Она что-то бубнит, но потом рядом раздается писк открывшейся двери и я, осмотревшись, быстро захожу внутрь. Слежки за мной, кажется, не было, хотя я всю дорогу стремался, потому что в каждом звуке слышала вой полицейской сирены. Сабуров это дерьмо так просто не оставит.
Ковыляю по лестнице до лифта, с трудом выдыхаю через распухший нос. Сука, он мне его точно сломал!
Ладно, выгребу.
И из этого дерьма я тоже выгребу.
Поживу пока у мартышки. Я столько бабла в нее влил - пусть теперь отрабатывает медсестрой и сиделкой.
И только когда выхожу на ее площадке и натыкаюсь на стоящую на пороге распахнутой двери Викторию, вдруг соображаю, что здесь тоже не безопасно. Щерабаков может сюда навести.
— Ты одна? - Вытираю с глаз запекшуюся кровь и осматриваюсь, пытаясь по каким-то неочевидным сигналам угадать, есть ли здесь засада.
— Что? - Она делает круглые глаза. - Олег, боже, что с тобой? Ты… попал в аварию?
— Ты одна, блять?! - Подвигаюсь ближе, хватаю ее за горло и притягиваю к себе. В случае чего - прикроюсь как щитом. Щербаков, конечно, сволочь, как и остальные отморозки, но все они стараются избегать случайных жертв.
— Мне больно, - хрипит мартышка, хватаясь за мою руку.
Я так ослаб, что пальцы разжимаются сами собой. Блять, ни хрена не вижу. В глазах двоится и плывет как в чертовом аттракционе кривых зеркал.
— Помоги мне зайти, - роняю руку на ее плечо и Виктория, подлезая под меня, подталкивает меня внутрь квартиры. - Дверь запри, поняла? На все замки. Ну?
Опираюсь на стену и слежу за тем, чтобы она четко выполнила приказ. Мартышка даже цепочку задвигает в паз и, разглядывая меня, нервно запахивает на груди полы шелкового халата.
— Тебе… тебе… - Заикается. - Тебе нужно к врачу. Господи, что случилось?
— Когда ты последний раз общалась с Щербаковым? - Я осматриваю прихожую, выискиваю там следы присутствия мужика. Хотя, стал бы этот муда разуваться, если бы решил устроить мне засаду?
— Что?