я поняла почему.
Джонни спал.
Глава 67.План Б
Джонни
Все болело.
Мои яйца.
Мои ноги.
Мой член.
Моя голова.
Я чувствовал себя так, словно меня переехал товарный поезд.
У меня было давление на грудь.
Что-то было не так.
И я почувствовал запах кокосов?
И тут я вспомнил.
Все было кончено.
Вся моя тяжелая работа.
Все годы неустанных, изнурительных тренировок были потрачены впустую.
Потому что мое тело отказало мне.
И теперь я был сломлен.
Резко проснувшись, я открыл глаза, чувствуя панику и близость нервного срыва.
Несколько мгновений я смотрел в потолок, просто впитывая опустошение, захлестнувшее мое сердце, как приливная волна разрушения.
Сделав несколько глубоких вдохов, я попытался сесть, но тут же плюхнулся обратно, когда заметил маленькую фигурку, свернувшуюся калачиком на кровати рядом со мной.
Черт возьми.
— Шэннон?
— Хм?
— Шэннон, — прохрипел я, подталкивая ее рукой. — Проснись.
Тихо зевая, она выползла из того места, где уютно устроилась на сгибе моей руки.
— Ты проснулся, — сказала она, улыбаясь мне.
Я осторожно кивнул.
— Ты помнишь, где ты?
Я снова кивнул.
— Ты помнишь матч?
— Я помню, почему я здесь, — прохрипел я, чувствуя сухость во рту и хрипоту. — Я не помню, почему ты здесь.
Шэннон долго смотрела на меня, а затем ее глаза расширились, и она быстро соскочила с кровати.
— Ты хотел, чтобы я осталась с тобой, — тихо объяснила она, сложив руки вместе.
Я нахмурился:
— Да?
Я не мог вспомнить.
Это был туман.
Шэннон кивнула:
— Да, я пришла к тебе с Гибси этим утром — ну, это было около шести часов утра, так что, я думаю, ты мог бы назвать это прошлой ночью? Я не знаю…
— Как долго? — Я прервал ее вопросом.
Я чувствовал себя слишком отчаянно, чтобы слушать долгие рассказы.
Шэннон непонимающе уставилась на меня:
— А?
— Как долго я отсутствую? — Я вырвался.
Она посмотрела на часы:
— Сейчас 11:45, так что почти шесть часов.
— Нет. — Я покачал головой и разочарованно зарычал. — Как долго я отсутствую?
Она покачала головой:
— Я не понимаю.
— Как долго я выбыл из-за травмы! — Я зашипел, сжимая простыни, когда опустошение зарегистрировалось в моем отеле разбитого сердца.
— Джонни, это не имеет значения…
— Это важно, Шэннон, — отрезал я срывающимся голосом. — Это важно для меня.
Она просто смотрела на меня своими большими глазами, полными страха, беспокойства и сочувствия.
Я не мог справиться.
Не сейчас.
Я не хотел, чтобы она видела, как я ломаюсь.
Я не мог с этим справиться.
— Не могла бы ты передать мне это, пожалуйста? — Я указал на таблицу, висящую в ногах моей кровати. — Мне нужно увидеть.
Она закусила губу, нервно поглядывая на мою таблицу. — Джонни, может быть, тебе стоит подождать доктора…
— Мне нужно увидеть чертов график, — выдавил я. — Мне нужно увидеть самому.
Шэннон вздрогнула, и я почувствовал себя хуже, чем когда-либо.
— Пожалуйста. — Я тяжело вздохнул. — Передай мне таблицу.
Не говоря ни слова, она протянула мне планшет.
— Спасибо.
Она опустила голову и шмыгнула носом.
Черт.
Черт!
— Ты можешь пойти и найти моего папу? — Спросил я, отчаянно пытаясь справиться со своими эмоциями.
Она посмотрела на меня, такая одинокая и обиженная:
— Если это то, чего ты хочешь?
Я подавил стон и кивнул:
— Это то, чего я хочу.
— Ч-что насчет твоей мамы?
— Нет, только мой отец, — предупредил я ее. — Только мой папа.
— Э-э, хорошо, — прошептала Шэннон, неуверенно глядя на дверь.
Я затаил дыхание, отчаянно пытаясь не сломаться перед ней.
— Я пойду? — сказала она, но это был скорее вопрос.
Я натянуто кивнул, сопротивляясь желанию умолять ее остаться, обнять меня и дать обещания, которые ни один из нас не смог бы сдержать.
Она не могла исправить это для меня, и я боялся потерять больше, чем у меня уже было.
Я знал, что она хрупкая, и не хотел ее отпугнуть. Если бы она осталась в этой комнате, это именно то, что я собирался в конечном итоге сделать.
Если бы я сделал это — если бы она увидела мою уродливую сторону, мою слабость — я бы тоже ее потерял.
Я тоже не мог ее потерять.
С колотящимся сердцем я наблюдал, как она открыла дверь и остановилась в дверном проеме.
— Пока, Джонни, — прошептала она, оглядываясь на меня в последний раз.
Я глубоко сглотнул, прежде чем выдавить слова:
— Пока, Шэннон.
Я подождал, пока за ней закроется дверь, прежде чем сорвать с себя покрывало, чтобы проверить повреждения.
Иисус Христос.
Откинув голову на подушку, я прикусил кулак и подавил крик.
Когда мой папа вошел в комнату тридцать минут спустя, он был один.
— Доброе утро, Жеребец, — сказал он с ухмылкой.
— Да, — выдавила я, слезы текли по моим щекам.
В ту минуту, когда папа увидел выражение моего лица, его ухмылка исчезла.
Поставив свой пластиковый стаканчик на мою тумбочку, он опустился на край моей кровати и притянул меня в свои объятия.
— Джонни, — вздохнул он. — Выпусти все это, сынок.
И именно там я разрыдался, как гребаный ребенок, на плече у отца.
— Сколько ждать? — Я задохнулся, когда слова нашли меня.
— Минимум шесть недель, — сказал он мне с той честностью, за которую я его уважал.
— Папа, все исчезло. — Я покачал головой и подавил желание зарычать. — Летняя кампания…До 20 лет…для меня все кончено!
— Не правда, — заверил он меня. — Тонкий, но не невозможный.
— Тонкий, — выдавил я, чувствуя, как мое сердце бьется так сильно, что я думал, оно может остановиться совсем. — Черт.
— Не забывай, кто ты. — Затем он встал и помог мне сесть на край моей кровати. — Ты мой сын, — добавил он, опуская мои ноги на пол. — И ты настоящий боец.
Я опустил голову. — Я, блять, не чувствую себя бойцом.
— Ты был бойцом со дня своего рождения, — поправил он, приподнимая мой подбородок и заставляя меня встретиться взглядом с его голубыми глазами. — Ты никогда не позволял ничему встать на пути к твоим целям, и ты, черт возьми, уверен, что не позволишь шести неделям остановить тебя.
— А если у меня не получится? — Я задохнулся, озвучив свой самый большой страх. — Если я не буду в форме к тому времени?
— Тогда у тебя ничего не получится, — просто ответил он.
Я покачал головой и издал болезненный всхлип. — Па, я не могу справиться…
— Если ты не справишься этим летом, значит, ты не справишься этим летом, — повторил он. — Ты все еще Джонни Кавана. Ты все еще отличник. Ты все еще хороший человек. И ты по-прежнему
