class="p1">Слова Самкиэля кружились в моей голове, и он был прав. Вселенная не была доброй, потому что она нас разделила. Даже слова Роккаррема теперь обрели смысл. Я не должна была существовать. Все кусочки пазла вдруг встали на свои места.
– Книга. Вот почему ты хотел, чтобы я ее нашла. Ты сказал, что мы сразу поймем, что мы почувствуем, но дело ведь было во мне?
Он улыбнулся и закусил нижнюю губу.
– Конечно. Всегда и только в тебе. Дочь Азраила смогла найти книгу, потому что она создана его магией. Кровь, Дианна, речь идет о крови. Это движущая жизненная сила каждого существа в каждом из миров. Вот почему другие считают меня таким страшным. Я могу определить каждый грех, каждую мысль, лишь попробовав кровь на вкус. Так же, как и ты. Мы прокляты, Дианна. Мы всегда были такими, потому что мы слишком сильны, слишком жестоки и неуправляемы. Так говорили старые боги, и поэтому они решили, что уничтожение таких, как мы, – единственный способ себя обезопасить. – Каден посмотрел на Небожителей. – Однако это не очень-то им помогло, верно? Как только мы узнали правду, меня отправили на Онуну, чтобы тебя забрать.
– Это ты наслал чуму?
Он щелкнул зубами:
– Нет, ты думаешь, я настолько силен? Чума была приятным дополнением. Она убила кучу смертных, и найти тебя стало проще простого. Старый добрый Дрейк сделал то, что у него получалось лучше всего, и вот мы здесь.
Мое дыхание было быстрым и тяжелым, грудь болела. Вся моя жизнь была ложью. Я проклинала и ненавидела Небожителей, ненавидела Самкиэля, думая, что они отняли у меня мою семью и жизнь, хотя все это время настоящий монстр был прямо передо мной.
На этот раз я не смогла сдержать слез и отчаянно пыталась сломать себе запястья, чтобы выбраться. Каден смотрел на меня совершенно невозмутимым взглядом. Его костяшки коснулись моей щеки, вытирая соленые, злые слезы.
– Ты чудовище, – усмехнулась я, во мне кипела ярость.
– Ты считаешь меня чудовищем, но понятия не имеешь, что я для тебя сделал и какие правила нарушил. Мне пришлось ждать тысячу лет, потому что ты запала мне в душу, – и я провел эту тысячу лет с тобой. Сначала я думал, что смогу использовать Аву вместо тебя. Тогда я мог бы тебя оставить. Я бы убедил их, что ты моя. Но ее небесной крови оказалось недостаточно. Она была слабой и бесполезной, поэтому я скормил ее Тобиасу. Я отказался от своих планов, искал эту проклятую книгу, надеясь, что есть другой способ тебя удержать.
Его пальцы лениво скользнули по моему подбородку, пока я изо всех сил пыталась вырваться из его хватки. Глядя в глаза Кадена, зная его тысячи лет, я была уверена – он не лжет.
– Я тебя люблю. Это правда. Своим извращенным способом. Я веками пытался тебя оттолкнуть, но я не могу выбросить тебя из своей головы, своей плоти, своей души, какой бы поврежденной и темной она ни была. Ты можешь смотреть на меня с ненавистью и отвращением, но я люблю тебя, Дианна. И всегда любил.
Желчь подкатила к моему горлу, и я отпрянула. Мой голос был едва громче шепота:
– Мы никогда не были влюблены друг в друга, Каден. Ты не относился ко мне так, как относятся к тем, кого любят. Это не любовь.
– А то, что ты чувствуешь к нему, – это любовь? Ты знаешь его несколько минут по сравнению с тем, что было между нами.
– С Самкиэлем все иначе. Он бы никогда не причинил мне вреда, что бы я ни говорила и ни делала. Он никогда не причинил бы вред людям, которых я люблю, и не использовал бы их против меня. Самкиэль добрый, хороший, и ему не все равно. Он заботится обо мне и принимает каждую часть меня – прекрасную или уродливую. Он видел меня любой и все равно остался. Ты полностью сломал меня, Каден. Ты делал это при каждом удобном случае. А Самкиэль меня исцелил. – Я не дрогнула под его гневным взглядом. – Это. Любовь.
Он отпрянул назад, как будто я ударила его прямо в сердце. Возможно, так оно и было. В этих проклятых глазах я видела каждую каплю его гнева и разочарования. Комната задрожала, и я поняла, что открыла дорогу для чистой, неподдельной ярости. Я должна была бояться, но мне было все равно.
– Я убедил их позволить мне тебя оставить.
– Что? – ахнула я. – Ты убил Габби, Каден, и если ты убьешь Самкиэля, то я никогда, ни при каких обстоятельствах тебя не прощу. Лучше убей меня, потому что, если ты этого не сделаешь, я не остановлюсь, пока ты не умрешь.
Он оттолкнулся от каменной плиты и отшвырнул книгу в сторону.
– Ты меня простишь. Ты справишься. Я подожду столетия, если придется, но ты будешь моей. Что такое несколько тысяч лет для влюбленных, верно?
– Ты сумасшедший, – выдавила я, борясь с этими проклятыми оковами.
– Любовь, – вздохнул он, – она сводит с ума.
Я открыла было рот, чтобы сказать, что он ничего не знает о любви, но боль заставила меня замолчать. Острые шипы впились в мои руки, ноги и спину, агония пронзила каждый нерв, из горла вырвался хриплый крик. Я лежала там, не в силах пошевелиться, чувствуя, как из меня льется кровь – горячая, густая и наполненная моей нерастраченной силой.
Пещера затряслась, обломки полетели на землю, а в потолке образовалась трещина. За ее зубчатыми краями я увидела незнакомые звезды, пурпурное небо и проблеск красной луны – полной и яркой.
– Каждую тысячу лет пик равноденствия приходится на годовщину Падения. Самкиэль изменил саму вселенную, когда захлопнул миры. Теперь его смерть их откроет. Больше нет границ, нет рамок. Нет защитников.
Последний страж мертв. Защитников больше нет. Больше нет мира.
Слова эхом отскакивали от стенок моего черепа.
Пещера задрожала, земля разверзлась – из неровных трещин, образовавшихся в камне, валил пар. Комната наполнилась оранжевым сиянием и жаром. Каден поднял руку, и Ирвикува надо мной зашевелились. Рядом возвышался каменный алтарь меньшего размера. Азраил шагнул вперед и вставил копье в каменную плиту – вскоре я поняла, что это та же самая форма, с помощью которой оно было изготовлено.
Винсент и Кэмерон не двигались, наблюдая за Азраилом. Два Ирвикува кружили вокруг меня, держа две круглые чаши. В глазах у меня помутилось, тело обмякло и ослабело. Я поняла, что в эти миски они собирали кровь. Мою кровь.
Ирвикува вытянулись на когтистых лапах,
