врачи однозначно установили, что у моего сыночка не было ни дыры в сердце, ни каких-либо других физических дефектов развития. И обмен веществ у него был не нарушен. Моё предположение о новой болезни высмеяли, а о теории удушения любовью я и упоминать не стала. Но врачи так и не сказали, что же произошло. Почесав в затылках, они предложили эксгумировать тело для более тщательного обследования. Я ответила, что если они посмеют это сделать, я вырежу им сердца из их вонючей груди ржавым скальпелем и поджарю себе на обед. Вскоре после этого меня силой вывели из помещения.
А историк, не теряя времени, откопал несколько древних заплесневелых томов и извлёк из них диагноз: СВС. Тома относились к эпохе медицинских аббревиатур — времени, когда людям расхотелось называть собственной фамилией новые болезни, которые они открывали, когда старые и вполне ещё пригодные названия были отброшены и заменены безобидными, но труднопроизносимыми сокращениями, а они в свою очередь быстро упрощены до таких, которые хоть как-то можно выговорить. Так поведал мой исследователь. А СВС, похоже, расшифровывается так: Младенец Погиб, а Почему, Неизвестно.
По-видимому, в некоторых случаях дети вдруг перестают дышать. Если рядом никого нет и дыхание не запустить, само оно не возобновится. Это синдром внезапной смерти младенцев. И не говорите мне, что прогресса не существует.
* * *
Нед Пеппер, пьяный эскулап из Техаса, был единственным, кто заподозрил неладное. В 1800-х годах в Техасе сельский врач мог при взгляде на новорождённого что-то уловить внутренним чутьём и посоветовать мамочке не спускать с малыша глаз, ибо выглядит он как-то бледненько. В современной медицине осталось чертовски мало интуиции. Но, разумеется, и от дифтерии дети уже не умирают.
Когда Нед обо всём узнал, он был так потрясён, что бросил пить. Начал думать, что сумеет стать настоящим врачом. Последнее, что я слышала о нём, было то, что он поступил в медицинскую школу и учёба прекрасно давалась ему. Молодец, Нед!
* * *
Поскольку ГК больше не было и некого было винить, я быстро переключилась на единственного оставшегося вероятного виновника. Вскоре я составила длинный список того, что я сделала бы по-другому, и ещё более длинный — того, что должна была бы сделать. Некоторые пункты в них были совершенно нелогичны, но о какой логике можно говорить, когда ребёнок умер? Большинство из перечисленных решений тогда казались мне хорошими, а по прошествии времени оказались ужасными.
Самый большой вопрос: чем можно оправдать прекращение дородового наблюдения? Допустим, я пообещала хайнлайновцам не раскрывать тайну их нуль-скафандров. И что? Теперь можно сказать, что мой ребёнок погиб из-за того, что я оберегала чужие секреты? Да я бы с радостью предала их всех, целиком и полностью, если бы это могло помочь Марио снова задышать. И всё же…
То было тогда; а теперь? Когда я решила держаться подальше от врачей, мои доводы показались достаточными и не показались угрожающими. Имейте в виду, что, во-первых, я ровным счётом ничего не знала об опасностях деторождения. Я понятия не имела, что столько разных факторов может погубить младенца, и не подозревала о существовании такой напасти, как СВС, который может остаться незамеченным при осмотрах на раннем сроке, при обследованиях во втором триместре и даже ускользнуть от внимания медсестры при родах. Анализ на СВС делается после рождения, и если ребёнок оказывается в группе риска, его лечат тут же на месте, это так же обыденно, как разрезание пуповины.
Так что вы можете возразить, что я не во всём виновата. Даже при лучшем уходе Марио мог бы точно так же умереть, если бы я покинула ферму и обратилась за помощью, или даже у меня на глазах. Так сказал бы ГК. И я постаралась оправдаться сама перед собой, и мне почти удалось — кабы не второе, что я прошу иметь в виду: по-хорошему, я не имела права заводить детей.
Теперь мне, омытой воспоминаниями о нежной любви к сыну, трудно припомнить, что когда-то я так считала, но от вас, мои Верные Читатели, я никогда не пыталась этого скрыть. Я полюбила своё дитя далеко не с первой минуты. Забеременела по неосторожности и сохранила беременность из упрямства, чуть не против собственной воли, без серьёзной на то причины. На всём протяжении срока я ничего не чувствовала к ребёнку и уж точно не испытывала радости от пережитого. Даже двенадцатилетние находят более серьёзные причины родить, чем я. Только потом сын стал для меня целым миром и смыслом моей жизни. Я пришла к убеждению, что если бы с самого начала, с момента зачатия любила его, он теперь был бы по-прежнему со мной, и библейская тяжесть моей кары — именно то, что я заслужила.
Когда я погрязла в этих мыслях и припомнила уроки своего прошлого, мне показалось, что долго я не протяну. Я забилась в свою хижину в Техасе и принялась ждать, какие формы примет моё саморазрушение.
* * *
Но прежде чем оказаться лицом к лицу со своей виной, мне пришлось разобраться ещё с одним источником бед: Элизабет Сакс-Кобург-Готой.
После того, как восстановился всеобщий порядок, она много раз пыталась со мной связаться. Посылала цветы, конфеты и всевозможные мелкие подарки. Писала мне письма, которые я тогда не в силах была прочесть. Не то чтобы я так уж злилась — я просто не хотела и слышать о ней.
Последним подарком был щенок бульдога, девочка. Из записки, прикрепленной к её ошейнику, я узнала, что передо мной прямой потомок благородной династии покойного сэра Уинстона Дизраэли Плантагенета. Собачка была так уродлива, что, пулей вылетев за пределы шкалы страховидности, тут же подскочила до высшего балла очарования. Но её навязчивое дружелюбие и слюнявые щенячьи поцелуи грозили утешить меня и тем помешать скорбеть, так что я отправила её в собачью криокамеру и добавила пункт о ней в своё завещание — больше ни на что полезное, кроме его составления, я в то время не годилась. Я завещала разморозить щенка, если выживу.
Я выжила, мисс Мэгги разморозили, с тех пор она служит мне большим утешением.
Что же до Лиз, она отреклась от трона и легла в клинику для алкашей, выписалась, снова сорвалась, присоединилась к Анонимным Алкоголикам и обрела трезвость. Мне сообщили, что она не пьёт уже полгода и попала в высшую лигу зануд, всем подряд рассказывая об этом.
Спору нет, она вела себя подло, и хоть я и понимаю, что всё зло от
