Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 200
Генрих, испытывая столь интенсивное давление со стороны своего друга и министра, созвал для рассмотрения данного вопроса чрезвычайный совет в галерее дворца Фонтенбло. Когда собрались все члены совета, Его Величество попросил, чтобы кто-нибудь, хорошо знакомый с предметом обсуждения, рассказал ему о происхождении, развитии и разновидностях дуэлей. Сюлли самодовольно отмечает, что никто из собравшихся не дал королю сколько-нибудь весомого повода похвалить их за эрудицию. Фактически все они хранили молчание. Сюлли молчал вместе с остальными, но выглядел столь осведомленным, что король повернулся к нему и сказал: «Великий знаток, глядя на ваше лицо, я предполагаю, что вам известно о проблеме больше, нежели вы хотите показать. Очень прошу вас, нет, приказываю вам сообщить нам все, что вы о ней знаете и думаете». Застенчивый министр отказался это сделать, как он пишет, из обычной вежливости по отношению к менее сведущим коллегам; однако, когда король повторил свой приказ, он изложил присутствующим историю дуэлей, начиная с древности и заканчивая современностью. Он не изложил ее в своих мемуарах; и, поскольку никто из присутствовавших министров и членов совета не счел это необходимым, содержание его речи, которая, несомненно, была яркой и насыщенной фактами, до нас не дошло. В результате был издан королевский указ, который Сюлли незамедлительно распространил по всей стране вплоть до самых отдаленных провинций с недвусмысленным предупреждением всем, кого он касался, что король настроен серьезно и будет наказывать нарушителей по всей строгости закона. Сам Сюлли не сообщает, каковы были положения нового закона, но отец Маттиас был более конкретен, и от него мы узнаем, что маршалы Франции были возведены в звание судей рыцарского суда для слушания всех дел о защите дворянской чести и что прибегнувших к дуэли ждала смертная казнь и конфискация имущества, а секунданты и ассистенты подлежали лишению титулов и должностей и отлучению от двора своего сюзерена[660].
Однако образование короля и предубеждения той эпохи оказывали на него столь сильное воздействие, что, несмотря на вышеупомянутый указ, его симпатии были на стороне дуэлянтов. При всей суровости кары за участие в дуэлях их число не уменьшилось, и мудрому Сюлли по-прежнему оставалось сокрушаться из-за широкого распространения зла, угрожавшего обществу полной дезорганизацией. В царствование следующего короля дуэли были распространены в еще большей степени, пока кардинал де Ришелье, более способный к борьбе с ними, нежели Сюлли, не преподал верхушке дворянства несколько суровых уроков. Лорд Герберт, английский посол при дворе Людовика XIII, повторяет в своих записках то бытовавшее еще при Генрихе IV мнение, что трудно найти француза из приличного общества, который не убил человека на дуэли. Аббат Милло, описывая тот период, сообщает, что безумие дуэлей производит самое ужасное и разрушительное действие. В самом деле, страсть к поединкам стала поистине маниакальной. Капризность и тщеславие, равно как и неистовство страстей, неизбежно приводили к схватке. Люди были вынуждены вмешиваться в ссоры своих друзей, чтобы самим не получить вызов на дуэль за отказ от вмешательства, и во многих семьях месть приняла наследственный характер. Было подсчитано, что за двадцать лет было даровано помилование восьми тысячам человек, убивших противника в единоборстве[661].
Другие авторы подтверждают эту цифру. Амело де Уссэй, затрагивая данную тему в своих мемуарах, пишет, что в первые годы правления Людовика XIII дуэли были настолько обычным делом, что в разговоре людей при встрече утром часто звучали слова: «Не знаете, кто бился вчера?», а при встрече после обеда: «Не знаете, кто бился сегодня утром?» Дуэлянтом, пользовавшимся самой дурной славой в тот период, был де Бутвилль. Чтобы напроситься на дуэль с этим убийцей, было совершенно необязательно с ним ссориться. Стоило кому-нибудь прослыть храбрецом, как де Бутвилль приходил к этому человеку и говорил: «Люди говорят, ты храбрый; я должен сразиться с тобой!» Каждое утро в его доме собирались самые отъявленные бандиты и дуэлянты, чтобы позавтракать хлебом и вином и поупражняться в фехтовании. Одним из кумиров де Бутвилля и его шайки был месье де Валансэй, впоследствии возведенный в сан кардинала. Едва ли не каждый день он участвовал то в одной, то в другой дуэли либо как дуэлянт, либо как секундант; и однажды он бросил перчатку самому Бутвиллю, своему другу, потому что тот сразился на дуэли, не предложив ему стать его секундантом. Ссора была улажена только после того, как Бутвилль пообещал, что в следующий раз непременно воспользуется его услугами. Для этого он в тот же день покинул дом и затеял ссору с маркизом де Портом. Месье де Валансэй, согласно договоренности, имел удовольствие быть его секундантом и заколоть месье де Кавуа, секунданта маркиза де Порта, – человека, который не нанес ему никакого оскорбления и которого, как он потом признался, он никогда раньше не видел.
Кардинал Ришелье уделял этому прискорбному состоянию общественной морали много внимания и, по-видимому, соглашался со своим великим предшественником Сюлли в том, что положить конец означенному злу могут лишь самые жесткие меры. Данное умонастроение не в последнюю очередь являлось следствием происков его врагов. Маркиз де Теминь, которого оскорбили некоторые заявления Ришелье, в то время епископа Люсонского, в адрес Марии Медичи, решил, принимая во внимание невозможность вызвать на дуэль священнослужителя, бросить перчатку его брату. Такая возможность вскоре представилась. Теминь, обращаясь к маркизу де Ришелье, посетовал в оскорбительном тоне на то, что епископ Люсонский отступился от веры. Маркиз не стерпел ни манеры, ни содержания высказывания и с готовностью принял вызов. Противники сошлись в поединке на улице Ангулем, и несчастный Ришелье был пронзен шпагой в сердце и тут же скончался. С этого момента епископ стал убежденным противником дуэлей. Питать к ним отвращение его в равной степени заставляли здравый смысл и скорбь по убитому брату, и когда его власть во Франции укрепилась, он решительно приступил к их искоренению. В своем «Политическом завещании» он изложил свои соображения по данному вопросу в главе «Средства для прекращения дуэлей». Несмотря на издаваемые им указы, дворяне по-прежнему вступали в поединки по самым незначительным и абсурдным поводам. В конце концов Ришелье преподал им жестокий урок. Де Бутвилль бросил вызов и сразился с маркизом де Бёвроном; и хотя ни тот, ни другой участник дуэли на ней не погиб, ее последствия оказались для них фатальными. Учитывая принадлежность дуэлянтов к высшей знати, Ришелье рассудил, что закон должен покарать обоих. Их предали суду, признали виновными и обезглавили. Так общество избавилось от одних из самых отъявленных негодяев, которые когда-либо пятнали его репутацию.
В 1632 году два дворянина сразились на дуэли, на которой оба были убиты. Служители Фемиды были извещены о нарушении закона и прибыли на место поединка, прежде чем сторонники дуэлистов успели убрать тела. В соответствии с суровыми кардинальскими установлениями в отношении дуэлей, тела были с позором раздеты и повешены на виселице головой вниз, где провисели у всех на виду несколько часов[662]. Эта суровая мера на какое-то время отрезвила нацию, но вскоре была забыта. Людские умы были настолько преисполнены ложных представлений о чести, что наставить их на путь истинный было невозможно. Прибегая к подобным мерам, пусть и похвальным по своей сути, Ришелье был не в состоянии убедить людей соблюдать закон, хотя и мог наказывать их за нарушение оного. Как более восьмидесяти лет спустя заметил Аддисон, «смерти было недостаточно, чтобы удержать от преступления людей, предметом гордости которых было презрение к ней; но если бы каждого дуэлянта ожидало выставление к позорному столбу, это быстро уменьшило бы число этих якобы людей чести и положило бы конец столь нелепой практике». Ришелье никогда об этом не думал.
Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 200
