гулям — слуга. Он тащил вниз весьма солидный узел.
С завидным аппетитом Молиар поглощал жареное мясо, сопел, урчал, шлепал губами, даже кряхтел от полноты удовольствия. Поджаренный на тополевом пруте козленок — отличный обед для голодного узника. И вождь вождей не побрезговал угощением, тем более что и обстановка в зиндане изменилась будто по мановению жезла английского волшебника Мерлина… Грязи и вони не осталось и в помине. Пол подмели и убрали. Узникам не надо было больше топтаться в липкой грязи. На свежей сухой соломе оказались постеленными добротные кошмы. Дастархан мог сойти за чистый, и даже потрескивающий и коптящий светильник в какой-то мере придавал жилой вид сырой мрачной яме. Никогда они столько не ели. Они ели, ели и никак не могли утолить голод. Молиар чувствовал себя как дома. «Бальзам радости развевает печали». И он даже покрикивал в сторону отверстия: «Принеси то! Унеси это, господин Кхи-кхи!»
На сытый желудок и на теплой кошме спится крепко. Пир Карам-шах проснулся, когда робкий утренний свет проник в дыру на своде.
«Ого, наконец выспался. Уже». Он сладко потянулся. Первое, что бросилось в глаза — масло в чираге выгорело до глиняного донышка и фитиль чуть-чуть дымился. Значит, ночь прошла. «Мир поднимает чадру, и лик его засветился», — вспомнил он строки из арабского стихотворения, но тут же не мог удержаться от проклятия. Молиара в зиндане не оказалось.
Значит, монета перевесила всю Британскую империю. Монета открыла Молиару двери тюрьмы. Оставалось ругать и проклинать самого себя. Спесь не позволила Пир Карам-шаху вчера вечером посоветоваться с Молиаром. В глазах вождя вождей Молиар был и оставался низким существом, разговор с которым был унизительным… Снизойти до угощения, купленного Молиаром у сторожа, воспользоваться такими же купленными удобствами и чистотой — это еще куда ни шло. Но искать в туземце участия, просить Молиара помочь… Нет, это невозможно. Иное дело, был бы Молиар слугой, подчиненным, рабом. Тогда вождь вождей мог бы просто приказать ему или воспользоваться его услугами. Да и туземец обязан оказывать помощь господину. Так в древнем Риме рабы не из одного лишь страха спасали от гибели своего достопочтенного, жестокого к ним господина. Они боялись его, но они были благодарны ему, потому что ели его хлеб, существовали благодаря ему. От раба и Пир Карам-шах принял бы помощь. Но презренный Молиар держался с ним как равный с равным. От азиата подобное стерпеть невозможно.
Вчера вечером Пир Карам-шах не нашел способа посоветоваться с Молиаром. У Пир Карам-шаха в карманах не осталось и одной несчастной пайсы. Пока его, скрученного, ошеломленного, тащили с крыши в зиндан, ловкие руки обшарили его одежду и не оставили в карманах ничего.
Предаться ярости, размышлять о своей беспомощности — что еще оставалось делать вождю вождей?
БЕГСТВО
Чтобы заткнуть пасть собаке, брось кость.
Афгани
Каша из гороха выпроводит любого гостя.
Пуштунская пословица
Ночами Пир Карам-шах чувствовал себя особенно скверно. Вообще он спал всегда очень мало. Способность мало спать он считал отличительной чертой избранных натур. Он рассказывал, что может скакать на коне без сна по двое суток, а то и больше. Знавшие Пир Карам-шаха в прошлом не могли похвастаться, что видели его когда-либо спящим.
Способность бодрствовать обернулась сейчас в зиндане несчастьем. Бессонница изнуряла. Временами Пир Карам-шаху казалось, что он сходит с ума. С наступлением темноты и до рассвета кошмары наяву не оставляли его. И он изнемогал не столько от лишений, неудобств и плохой пищи, сколько от опустошенности ума, воли. «Ничтожные муравьи объели до костей вола». Вождь вождей покрылся грязью, оброс бородой, одичал. Раз он даже пытался напасть на господина Кхи-кхи и придушить его, но старикашка легко увернулся.
Господин Кхи-кхи пригрозил, что наденет на Пир Карам-шаха колодки. Тем и кончились попытки вождя вождей что-либо предпринять для своего освобождения.
Одна из ночей тянулась особенно медленно. Сон не шел. Пир Карам-шах вдруг встрепенулся. В отверстии наверху появился свет. Заскрипела, зашуршала спускаемая лестница. Затрещали ступеньки, и на землю тяжело шагнул… Сахиб Джелял. Вот уж кого Пир Карам-шах ждал меньше всего.
Сполз по ступенькам с горящим факелом господин Кхи-кхи.
— Господин вождь вождей, — заговорил со своей обычной иронической улыбкой Сахиб Джелял, — здоровы ли вы?
— Что вам надо? — пробормотал Пир Карам-шах. Ему на память невольно пришли слова его назойливого тюремщика о виселице, всегда стоявшей наготове на площади Мастуджа. Резануло сердце острой болью.
— Чего вам надо? — повторил он вопрос.
— Велик аллах, да вы совсем больны! — огорчился Сахиб Джелял. — Но ничего, сейчас мы вас вылечим. Мы предусмотрительны. С нами врач, великий доктор.
Эти слова сразу вселили в Пир Карам-шаха что-то вроде уверенности. Уже одно то, что величественный бородач сам спустился по колченогой лесенке в мрачную отвратительную яму, говорило о многом. Но он не успел решить, чего ради Сахибу Джелялу понадобилось беспокоиться о нем, Пир Карам-шахе, который всегда относился к самаркандцу с явной подозрительностью и враждебностью.
Но безмерно удивился Пир Карам-шах, когда из-за спины господина Кхи-кхи выдвинулся доктор Бадма.
— Можете ли вы встать? Не нуждаетесь ли в медицинской помощи?
— Что вам нужно? И вы, господин Бадма, с ними?
Бадма сделал знак господину Кхи-кхи. Тот протянул сосуд из серебра и небольшую пиалушку.
— Выпейте, — сказал Бадма. — Глоток бальзама подкрепит вас. Вам предстоит длительное путешествие.
— Это вам так не сойдет! — вспылил Пир Карам-шах. — Я и без бальзама обойдусь. Я белый человек и не дрогну. Куда идти?
— Вы меня не поняли, — едва заметно подняв свои белесые брови, сказал доктор Бадма. — Мы пришли увезти вас из этого неподходящего места.
— Радостные вести, сахиб! — захихикал тюремщик. — Очень радостные, кхи-кхи! Не найдется ли на вашей одежде маленькой золотой пуговички?
— Прочь, господин жадности, — небрежным жестом отстранил старикашку Сахиб Джелял. — Умри, раб! А вас, господин Пир Карам-шах, прошу последовать за нами.
— Что, наконец, происходит? — Пир Карам-шах поднялся, стряхивая с одежды соломинки.
— А то, что вот господин доктор Бадма узнал от господина Молиара о вашем бедственном положении. Мы, ваши друзья, возмутились и…
— Но царь… может спохватиться.
— Что царь… Сломалась арба — лентяю дрова. Вы знаете, здесь, в Мастудже, все решает не Гулам Шо.
— Эта фантастическая особа? Белая Змея?
— Быть может. Но одно ясно. Вам надо немедля отсюда бежать.
Во тьме ночи Пир Карам-шах тайно, воровски покинул Мастудж. Ни один огонек не мигнул в домах на горе Рыба. Надрывно лаяли хором, подвывая по-волчьи на звезды, мастуджские собаки.
