При любом завещании, насколько я тебя знаю.
– Само собой разумеется, – отмахнулась я. – Не в том вопрос. Во-вторых, а надо бы во-первых, что по справедливости и юридически мама имеет те же права на наследство, что и остальные, не больше, но и не меньше. Мы с Сергеем брали у нее доверенность на ведение дел. Она пишет, что выманили, и не сильно преувеличивает. Есть предмет для размышлений. Насколько это будет прилично с нашей стороны, если мы воспользуемся доверенностью вопреки желанию полноправной наследницы. Юридически тоже…
(Надо заметить, что я формулировала внутреннюю дискуссию из рук вон плохо, и на самом деле терялась насчет корректности своих действий, хотя ни на минуту не сомневалась, как следует поступить, и знала, что именно так я поступлю в любом случае. Но хотелось, чтобы меня убедили во имя всеобщего блага. Ну, помилуйте, могу я себе позволить хоть небольшое баловство! Хотя из уважения к Марии Феликсовне, личной своей маменьке! Она позволяет себе, что угодно, а чем я хуже?)
Тетушка Эрика тяжко вздохнула и выпрямилась в кресле, мы так и стояли посреди тропы, загораживая общее движение, которого, правда, не было, но могло быть.
– Понимаешь, я в трудной позиции, но выслушай, – наконец заговорила тетушка. – Если учесть требование Марии (не будем вдаваться, справедливое оно или нет), то придется начинать с начала: отзывать доверенности, собирать всех наследников сюда, согласовывать с банком другие позиции, дело может затянуться до бесконечности. К тому же я боюсь, что согласование с твоей мамой будет трудным. Видишь ли, мне беспокоиться не приходится, насчет Сергея я позаботилась заранее. Если ты не очень устала, то сейчас объясню. Когда я сюда прибыла после войны, как перемещенное лицо, то тетушки Кристина и Мета были живы и здоровы. По семейному уговору они обе владели другой половиной наследства, на равных правах с дядей Жоржем. Тогда все были уверены, что деньги, вложенные в Цюрихе моим отцом и твоим дедом, недоступны, и след потерян. Тетушки посовещались с братом, добились для меня швейцарского гражданства (это было трудно), затем завещали каждая по определенной доле своего имущества. После их кончины я владею третьей частью доходного дома, наравне с Мартой и Жоржем-младшим, ныне покойным, он завещал долю своим детям. Марта сделала то же самое. Следовательно, ничто не мешает мне оставить свою треть Сергею, моему родному племяннику, что я и сделала сразу, как он обнаружился. Таким образом, Сергей ничего не теряет в любом случае, и может заниматься нашим фондом бескорыстно, хотя ворчит бесконечно. Кстати, он приобрел в Москве какую-то недвижимость и собирается оставить ее тебе, но это секрет. Я хотела сказать, что интереса в фонде Зиберов у нас нету, вы остаетесь в своем кругу. Но решение за тобой.
– Однако, как много я узнала, – сказала я приостановившись. – Но вот в чем вопрос…
– Совершенно правильно, – подхватила тетя Эрика и теперь обернулась. – Вопрос в том, как решить главную проблему: что тебе делать? Кстати, Сергей предложил действенный, но бессовестный план, у вас в России сложились странные нормы морали, между прочим говоря. Как мы получили письма от Марии и Риты, он сказал, что не надо тебе ничего знать, потому что одна морока, лучше сначала подписать с банком, а потом… Потом ты можешь сказать, что письма запоздали или что тебе их не показали, не важно. И дело сделано, «куда старуха денется, потом перепишет свое дурацкое завещание – все равно поезд ушел». Очень своеобразный способ мышления.
– Мне было бы легче, – я, не раздумывая, вступилась за кузена. – Определенно…
– Извини в таком случае, – ядовито молвила тетя Эрика. – Мы с Мартой по старомодности понятий, оказывается, создали лишние трудности, потому что отказались наотрез. Мы посчитали, что разумный человек, даже женского пола, должен принимать решения самостоятельно. Даже если вопрос сложный.
– Извините тогда вы нас тоже, – сказала я машинально и тронулась с места. – Ну просто голова идет кругом, а все вокруг – кувырком! Но главное, оно и есть самое неприятное. Был такой советский роман, под названием «Я отвечаю за все», автор Юрий Герман Старший, наподобие Плиния. Да, о чем, бишь, я? Ну вот, сейчас в России ходит вульгарное присловье: «кто отвечает за базар?» Давайте я брошу монетку, пусть она и отвечает. Выпадет орел – едем в банк и подписываем не глядя, а если решка – то буду думать, совещаться с совестью и дочерними чувствами, пока что-нибудь не проклюнется.
– На, держи, – заявила Эрика, порывшись в кармане жакета. – Один франк, можешь кидать, и дело в шляпе!
Не глядя на денежную единицу, я раскрутила франк в горсти и с размаху бросила на тропу перед креслом, получилось довольно далеко. Мы с тетушкой не успели обсудить, куда укатился судьбоносный знак, а так же, идти мне за ним либо ехать подбирать вместе, как нас нагнал Сергей, ему, по всей видимости надоело слоняться по парковой зоне.
– Сережа, голубчик, – приветствовала его Эрика медовым голосом. – У нас по курсу должен лежать франк монетой, пойди-ка подбери и скажи, как он выпал, что мы имеем на внешней стороне.
– Опять глупости какие-то, – непочтительно заявил Сергей, но обошел кресло и через какое-то время сообщил громким голосом. – Мужик с флагом, нет это женщина, и не флаг, а щит с крестом, в другой руке удочка. Годится?
– Вовсе не удочка, ты неправ, – сказала я, достав из кошелька аналогичную монету. – Наверное, копье или меч, а что значит эта аллегория?
– Скорее всего, это будет орел, – объяснила Эрика. – На обратной стороне, видишь ли, венок из цветов и листьев, цифра один и «фр» с точкой на латинице. Надо думать, что такая решка. Если ты не захочешь считать наоборот.
– Хорошая мысль, между прочим, – созналась я, затем обратилась к Сергею. – Сережа, ваша сберкасса сегодня до каких работает? Ирку позвать успеем?
– Ну вот, наконец приехали, – неизящно высказался Сергей. – А франк у вас зачем был? Ну, ты, кузинка, даешь! Ладно, тете Мане я скажу, что ты ничего не знала, а я один кругом виноват, и все такое прочее. Делов-то!
– Помолчал бы лучше, домовладелец хренов, – сказала я Сергею шепотом, когда он взялся за кресло, а я пристроилась в конце процессии.
И впервые за десять лет нашего знакомства кузен не счел возможным обидеться на вольную шутку, он был очень горд собой.
Р.С. (то бишь постскриптум, как писали в старину со времен Плиния Старшего и Младшего, к чему бы они оба сюда привязались?)
Если кто-нибудь подумал, что дальше банковские дела пошли гладко и споро, то он
