Однажды она сказала мне, что Фрэнк был очень хорошим водителем. Иногда она рассказывала мне свои воспоминания в расчете на то, что их запомню, на что мне не всегда хватало ума. В данном случае она выждала мгновение, и когда от меня не последовало реакции, спросила: «А знаете, почему я назвала его хорошим водителем, хотя сама не умею водить автомобиль?» Я спросил: «Так почему же?» И она ответила: «Целых три тысячи миль я видела его лицо только в профиль». Они несколько раз проезжали через всю страну, и во время этих путешествий он всегда смотрел только на дорогу, но не на Айн. На самом деле это не подвиг — находясь за рулем, ты смотришь прежде всего на дорогу — и на самом деле эта история больше говорит об Айн, чем о Фрэнке. По-моему, забавный анекдот. Айн, безусловно, продумала и сочинила его. И мне не без основания кажется, что я был не первым его слушателем.
Другой раз, после лекции, когда Айн и Фрэнк уже находились у двери и собирались уйти, в Айн буквально вцепился споривший с ней юнец. Она любила вопросы и обсуждения. Однако возражений не допускала, во всяком случае, со стороны людей, ничем не проявивших себя перед ней. Она сказала, что больше не желает с ним разговаривать, и тот выпалил: «Вы подвергаете цензуре мои идеи». Фрэнк немедленно отпарировал: «Откуда они могут у вас возникнуть?» — и оба они отправились восвояси. Так что и он умел поставить нахала на место. Я никогда не видел его иначе как благожелательным по отношению к Айн или ее друзьям, однако он без труда осадил зарвавшегося мальчишку.
Однажды она сказала мне, что считает Огайо архетипичным американским штатом. Она считала Огайо воплощением ее собственного представления о настоящей Америке… в Огайо родился Фрэнк, Рорк и Голт также были родом из Огайо, как и все прочие ее герои. Я не хочу этим сказать, что она во всем и всегда превозносила Огайо, но только то, что она видела в этом штате, так сказать, эталон Америки. Я не спрашивал ее о причине, однако подозреваю, что существенную роль в этом предпочтении сыграло происхождение Фрэнка.
Однажды я гулял с ней и пошел чуть быстрее того, чем хотелось ей, и она сказала, что та же самая проблема была у нее с Фрэнком, и она говаривала ему: «Я не могу угнаться за твоими прекрасными длинными ногами». Тогда он замедлял шаг. Потом поговорка усохла, и она стала просто говорить «прекрасные длинные ноги», после чего он тормозил. С моей точки зрения, это интересно. Потому что она не говорила ему: «Эй, Фрэнк, послушай. Прошу тебя, шагай потише, а?» или: «Фрэнк, не надо идти так быстро». Она сделала из просьбы комплимент. Так она обращалась с людьми, которыми восхищалась, и особенно с Фрэнком. Она обожала его. Она никогда не помыкала им. Она всегда ласково просила его о том, что ей было нужно.
За одним существенным исключением. Она сказала, что в начале их романа Фрэнк однажды заявился к ней с усами, которые отращивал для полученной им роли. Айн терпеть не могла волосы на лице и, увидев усы, пришла в ужас. Она говорила мне, что буквально взвизгнула, увидев его таким, и сразу сказала: «Фрэнк, ты должен убрать их!» И она заставила его сбрить усы. Айн говорила, что ни до, ни после этого случая не позволяла себе ничего подобного. Просто усы были выше ее сил. Она сказала мне, что усматривала в растительности на лице осквернение его прекрасных черт.
Существовал ли какой-нибудь контраст в их восприятии жизни?
Она прожила с ним пятьдесят лет, однако Фрэнк в смысле восприятия жизни ни в коей мере не являлся созданием Айн Рэнд. То есть, имея рядом с собой Айн, эту могучую личность, нетрудно принять хотя бы ее окрас, благодаря чистой ее силе. Однако его ощущение жизни просматривается во всем, что он делал и говорил, а также в его картинах. Он располагал очень независимым, лично выстраданным отношением к миру и жизни. Оно не в точности повторяло отношение Айн, поскольку он был устроен скорее наподобие Франсиско, a она — на манер Риардена. В нем было больше игры. Игривая нотка была присуща ей самой… так, она могла войти в гостиную в танкетках и спросить, не добавляют ли они ей стати. Однако Фрэнк играл совершенно естественно. Айн обыкновенно замечала, когда отпускала колкость или остроту. Тогда на лице ее появлялось выражение кошки, слопавшей канарейку, так она бывала довольна собой. Фрэнк же, напротив, шутил постоянно, без усилия и не замечая того.
Находились ли вы рядом с мисс Рэнд, кода она узнала о его смерти?
Нет. Когда он умер, она погрузилась в глубокую депрессию. Она не хотела ничего делать. Потребовался целый год, чтобы она кое-как овладела собой. У нее исчезла всякая мотивация к долгосрочным действиям. Она говорила мне, что он снится ей каждую ночь. Она говорила Филу Донахью на его шоу, что если бы верила в потустороннюю жизнь, то немедленно наложила бы на себя руки, чтобы защищать Фрэнка перед святым Петром. A о скорби по Фрэнку сказала так: «Я, как львица, зализываю свои раны в уединении».
Видели ли вы ее плачущей?
Никогда. Однажды она сказала мне, что не верит в публичные страдания и не будет плакать на людях. Ей не нравилось демонстрировать свои чувства по поводу утраты Фрэнка. И если я говорю «на публике», то имею в виду не Национальное телевидение. Я имею в виду — просто перед другими людьми. То есть вы и не заметили бы ее депрессию, однако оставшись наедине с собой в собственной комнате, она, возможно, падала под ее тяжестью.
Айн очень любила Фрэнка, он был средоточием ее счастья — она знала его с 1926 по 1979 год, и я могу только представить себе тяжесть утраты человека, столь неразрывно вплетенного в твою жизнь. Она делила все с Фрэнком. Например, он присутствовал при всех этих интеллектуальных беседах. Он стоял рядом с эпистемологической мастерской. Он был рядом с ней, когда она сочиняла Атланта. Он за рулем возил ее по стране. Он был во всем.
Плюс к тому, согласно ее теориям, женщина смотрела на мужчину снизу вверх, женственность женщины проявляется в ее отношении к мужчине, а не в отношении к реальности. Поэтому я и впрямь допускал, что она способна совершить самоубийство после смерти Фрэнка. К счастью, этого не произошло, но тем не менее она как бы отчасти умерла. Однако это не было видно посторонним; она всегда была настолько полна жизни, что тот, кто только в те годы познакомился с ней, не смог бы даже предположить, какая тень легла на нее после смерти Фрэнка. Если просмотреть отснятое в ту пору ее выступление в шоу Донахью, вы не увидите унылого, пассивного человека. Перед вами прежняя, огненная Айн Рэнд. Но чуть-чуть потускневшая. Вместо прежней раскаленной всесжигающей печи перед вами всего лишь яростное пламя. После смерти Фрэнка она принимала антидепрессанты. Но и в унынии Айн Рэнд оставалась более пламенной, чем мы с вами в нормальном состоянии.
Примерно шесть месяцев после кончины Фрэнка она не хотела ничего делать. Она перечитывала романы Агаты Кристи, смотрела телепередачи, встречалась с немногими друзьями. Никакой патологии, вполне понятная временная потеря всяких стремлений.
Можете ли вы рассказать мне о последнем литературном проекте Айн Рэнд — телепостановке Атланта?
Некто спросил ее: зачем нужно экранизировать такой роман, как Атлант? Не лучше ли оставить его таким, как есть, в форме литературного произведения? Она ответила: «Ради конкретизации». Кажется, Айн сказала, что экранизация сделает роман наглядным, но точнее будет сказать, пригодным для визуального восприятия.
