После завершения первого года издания ОФ она перепоручила меня Леонарду и сказала: «Я не чувствую более необходимости просматривать все, что вы пишете, и исправлять ваши тексты в вашем присутствии, так как у вас образовался неплохой послужной список… так что пусть вместо меня с вами работает Леонард, a вы можете обращаться ко мне по тем предметам, по которым хотите знать мое мнение». В частности, я много совещался с ней по поводу своей статьи «Возможная мечта»[378], вышедшей на втором году работы. Но в основном на втором году выпуска журнала со мной работал Леонард, а не она сама. После смерти Айн, на третьем году, я получил самостоятельность.
Редактировали ли вы для ОФ статьи Айн Рэнд?
Да, когда переиздавал ее речь «Век посредственности», произнесенную в 1981 году в Форд Холл Форуме. Она содержала критику администрации Рейгана, креационизма и Новых правых[379]. Я редактировал этот текст перед публикацией. Я сделал некоторые редакторские правки, и мы обсудили их.
Она отнеслась к этому факту совершенно спокойно и согласилась с большинством моих предложений, небольших, но достаточно многочисленных. С некоторыми она не согласилась, но объяснила почему. Если твои слова были рациональны, она активно рассматривала их. Мои редакторские правки ее совершенно не задевали, она была полностью открыта для них и продумывала их.
Конечно, в данном случае замечания были в основном связаны с подготовкой к печати произнесенной вслух речи. Однако один реальный философский вопрос все же возник. По ходу речи был поднят вопрос об абортах. Я спросил ее: «Допускаете ли вы возможность аборта на восьмом или девятом месяце беременности?» Потому что одно из предложений было сформулировано так, что его можно было понять как предположение о недопустимости абортов на восьмом или девятом месяце, когда ребенок уже способен жить вне матки. Она ответила: «Ребенок к этому времени уже полностью сформирован, он может жить». Я заметил: «Да, но разве здесь вы не подчеркивали разницу между потенциальным и реальным положением? Ребенок еще не родился». И она сказала: «Да, но убивать его будет неправильно». Я возразил: «Или вы хотите сказать, что с нравственной точки зрения это неправильно, но укладывается в рамки прав женщины?» Минуту-другую мы дискутировали на эту тему, после чего она взяла ручку, решительным и резким движением зачеркнула предыдущую фразу и единым духом написала недвусмысленное утверждение: «Жизнь человека начинается с момента рождения».
Должно быть, работать с ней было увлекательно.
Безусловно. Интерес представляло каждое общение с Айн, каждая возможность поговорить с ней. Интересно было даже передавать собственное сочинение ей на редакцию — хотя поначалу и страшно. Но, как оказалось, она всегда была тактична, даже когда считала безнадежным переданный ей набросок статьи, и мне приходилось переписывать ее с самого начала. Она с сочувствием относилась к подобной ситуации, понимая, что начинать заново мне будет неприятно. Она была добра ко мне. И в результате появлялся более качественный творческий продукт.
Существовали ли такие темы, которых она не стала бы затрагивать по какой-либо причине? Например, считая ее скучной или неприятной?
Мне кажется, что она считала тему анархизма настолько глупой, что обращаться к ней в своих статьях полагала ниже своего достоинства. После того как я написал для ОФ полемическую статью против анархизма, она спросила: «Значит, вы наконец избавились от этой темы?» И я сказал: «Да».
С ее точки зрения, проповедь анархизма возможна только на детском уровне интеллекта. И тезис этот не подлежит обсуждению. В либертарианском анархизме она видела новейшую трансформацию русского анархизма, с произведениями сторонников которого познакомилась в России еще подростком. Однажды, когда после лекции в Форд Холл Форуме она раздавала автографы в Зеленой комнате, у нее вышло небольшое столкновение с одним типом, который оспаривал ее мнение и пытался ей навязать отрывок из произведения какого-то либертарианского анархиста. Произведение это было при нем, и он уговаривал ее прочесть из него отрывок. Айн с презрением отказалась и сказала: «Мне приходилось читать более авторитетных авторов, чем современные анархисты; я читала в оригинале русских анархистов». Кажется, она упоминала Кропоткина. Она считала анархизм субъективистской надуманной ерундой.
Давайте перейдем теперь к другой теме, к Фрэнку O’Коннору. Она рассказывала вам о нем что-нибудь еще?
Да, и кое-что я запомнил. Когда Фрэнку было шесть лет, его отдали в первый класс католической школы. По прошествии нескольких недель школьный учитель обратился к его родителям и спросил: «А где находится Фрэнк?» Родители удивились: «Что это значит? Мы каждый день отправляем его в школу». Учитель ответил: «Мы уже не первую неделю не видим его». Оказалось, что шестилетнему Фрэнку не понравилась католическая школа, так что он ушел из нее и самостоятельно записался в среднюю школу, куда и ходил каждый день. Родители возражать не стали и позволили ему остаться. Фрэнк был очень антирелигиозно настроен. Айн говорила, что относилась к религии мягче, чем он. В таком случае, скорее всего Фрэнк рос в католическом окружении, что и заставило его взбунтоваться.
Еще она рассказывала мне о том, что когда они с Фрэнком жили в Голливуде после того как поженились в 1929 году, Фрэнк однажды ехал в одиночестве, и его остановили за превышение скорости, — несправедливо, как он считал. Полиция доставила его к судье, и он отказался признать себя виновным, после чего его отправили на всю ночь в тюрьму. Айн не знала об этом и была очень взволнована, когда он вовремя не вернулся домой. Однако рассказывала она эту историю с явным восхищением… его отказ подчиниться несправедливому обвинению, несмотря на вынужденный ночлег в тюрьме, вызывал ее одобрение.
Фрэнк, сказала она, всегда интересовался теми районами, в которые расширялся город — пригородами, теми, которые росли, и теми, которые не менялись. Она сказала, что это было у него едва ли не хобби. Когда после продажи Источника студии Warner Bros’ они переехали в Голливуд, Айн хотела купить построенный Фрэнком Ллойдом Райтом дом Сторера[380], расположенный в Голливуд-Хиллз. Она хотела приобрести его из эстетических соображений, однако за дом просили очень много, и в итоге они предпочли выбранный Фрэнком дом с участком в долине Сан-Фернандо, потому что Фрэнк заметил, что Лос-Анджелес быстрее всего растет в этом направлении. Они подобрали себе особняк, построенный Ричардом Нойтрой, купили его за 24 000 долларов, а через двадцать лет продали примерно за 200 000 долларов (что в современных ценах составит больше двух миллионов). Так что Фрэнк внес весьма существенный вклад в их финансовую историю.
