Я стала выбираться из дворца все так же под прикрытием деревьев. Передний двор был завален награбленными вещами: трехногие столики, бронзовые котлы, деревянные сундуки, кровати, украшения из слоновой кости. Я с трудом пробиралась по этому складу, то и дело спотыкаясь. Наконец я оказалась на площади и остановилась.
В Пергаме бушевал пожар. Дворец Гектора пылал. Наш с Парисом дворец, храм Афины тоже начинали гореть. Даже коня пламя не обошло стороной. Огненные языки подбирались по ногам к его чреву — чреву, которое принесло смерть в Трою.
Я побежала вниз по улице. Дома на ней еще не горели, но люди — те, кто выжил, — метались в ужасе.
— Спокойно! Главное, без паники! — пытался организовать толпу какой-то человек с остановившимся взглядом, словно не замечая, что происходит. — Нужно построиться и спускаться вниз.
Хорошо одетая женщина вышла из своего дома, поправляя на ходу покрывало.
— Что за шум? Из-за чего такая суматоха? — спросила она. — Добрые люди, разойдитесь по домам! Не следует пренебрегать часами ночного отдыха и вставать до света.
И она величественно удалилась обратно в дом, бормоча на ходу:
— Я сделала все, что могла. Как еще убедить их?
Меня чуть не затоптали в толпе. С крыши храма сорвался человек и упал в огонь. Афина не спасла его. Почему я должна верить, что Афродита спасет меня?
Люди прыгали со стен и исчезали во мраке и пламени. Троянец со щитом в руке двигался по улице, прикрывая им прохожих, но сам он, с застывшим лицом, напоминал живой труп и словно ничего не видел, ничего не слышал. Шагал и шагал, как статуя, сошедшая с пьедестала.
Оглянувшись, я увидела, как три человека с пением, держась за руки, прыгнули с башни в огонь. Были они родственники или друзья? Пение оборвалось, сменилось криком, когда пламя коснулось их. Приняв жертву, оно ненадолго погасло.
— Спускаемся, спускаемся, сюда. — Два человека направляли людей в Нижний город. — Выходите через ворота и поднимайтесь на гору Ида. Доброе утро, госпожа, — поклонились они мне с улыбкой.
— Бегите! — крикнула я им. — Скорее уходите отсюда!
Мы не можем бросить людей. Кто-то должен руководить, — ответил один.
— Вы погибнете!
— Мы все погибнем. Вопрос — как. Лучше погибнуть с достоинством.
— Грекам нет дела до вашего достоинства!
— Нам самим есть дело до нашего достоинства, — ответил он и отвернулся. — Вот сюда, друзья. Спускайтесь. Спокойно, спокойно.
Так высокое благородство и культура Трои блеснули в последний раз, перед тем как навсегда погибнуть.
Цитадель была полностью охвачена огнем, и пламя перебросилось на среднюю часть города. Те, кто выскакивал из своих домов, тут же попадали на мечи греков. Дома, не столь прочные, как каменные дворцы на вершине, горели быстро, и бесконечный вопль свидетельствовал о судьбе тех, кто остался внутри.
Я должна выбраться из города, твердила я. Но я не имела собственной воли, толпа подхватывала меня и несла куда хотела, как щепку волна Посейдона. Шум стоял такой, что лопались барабанные перепонки. Мы ошибаемся, когда думаем, будто огонь бесшумен. Вырвавшись на свободу, огонь гудит и рычит, как дракон, и его рык усиливают грохот рушащихся зданий и крик погибающих.
Вот уже окраинные дома Верхнего города, еще не тронутые пламенем. Дверь одного распахнулась, оттуда выскочила женщина. Накинув плащ, она приподняла подол, чтобы не запачкать, постояла, озираясь, наморщила нос и, не оглядываясь, пошла прочь от дома. Ясно было, что она ничего не соображает.
А если в доме остались дети? Я сделала неимоверное усилие и отделилась от толпы, с которой почти срослась. Заглянув в темное окно, я ничего не увидела. Тогда я вошла в дом, споткнувшись о порог. Стоя на коленях, я всматривалась в темноту, но по-прежнему ничего не видела.
— Есть тут кто-нибудь? — крикнула я, стараясь говорить по-троянски как можно чище, без греческого акцента. — Я друг! Отзовитесь.
Если в доме есть дети, они могли спрятаться от огня под кровать или под стол. Я повторила:
— Отзовитесь! Здесь нельзя больше оставаться.
Послышался слабый шорох, потом он прекратился. Может, крысы или собака?
— Дети! — отчаянно крикнула я. — Отзовитесь! Я хочу вас спасти.
Снова шорох, потом тишина. В этот миг часть крыши передо мной обвалилась, подняв облако пыли. Обрадовавшись тому, что путь в дом открыт, в дыру заглянуло пламя. В его свете я увидела на полу возле стола человеческую фигуру. Это был мужчина. Он лежал вывернув ноги. Муж той женщины? В руке он все еще сжимал бутылку вина. Под столом метались какие-то тени.
— Кто там? — позвала я и сделала несколько шагов вперед. Идти дальше я опасалась: дом в любой момент мог рухнуть.
Раздался писк, потом скрип половиц, и из-под стола выбрались двое малышей: мальчики, девочки, я не могла разобрать.
— Матушка, матушка! — закричали они и прижались к моим ногам.
— Она на улице, — сказала я. — Нам тоже нужно идти. Есть тут еще кто-нибудь?
— Нет, — всхлипывали они. — Никого.
Я взяла их за руки и потащила к двери, они семенили за мной. Вдруг раздался грохот, и стена рухнула; посыпались камни, и мы упали. Я отпустила детей. Лежа под обломками, я все же могла дышать. Детей не было видно. Я набрала полную грудь воздуха и позвала их. О себе я не думала. И тут вновь почувствовала прикосновение к своему плечу.
— Афродита? — спросила я, подумав, что богиня пришла исполнить свое обещание — спасти меня.
— Менелай, — был ответ.
Я повернула голову: передо мной, как колонна, возвышался Менелай. Я боялась его пуще огня!
— Вот ты где! — сказал он. — Наконец-то я тебя нашел. Случайно заметил, как ты вошла сюда. — Он потянул меня за руки. — Крепко ты застряла.
Он опустился на колени и стал подкапывать плиту, прижавшую меня. Сдвинув ее, он помог мне выбраться.
— Если бы не я, ты сдохла бы тут, как собака, — заметил он.
— Лучше бы я, чем дети, — ответила я.
Я могла думать только о двух малышах, которые были так близки к спасению и погибли в последний момент.
— Для них лучше смерть, чем жизнь в неволе.
Для меня тоже, подумала я.
— Нужно спешить, — сказал он, сжав мою руку, и повел за собой.
Едва мы выбрались наружу, дом рухнул, взметнув облако пыли и огня.
— Вперед, к кораблям, — скомандовал он, не выпуская меня.
Я заметила, что по его руке течет кровь: он поранился, освобождая меня из-под завала.
LXXII
Пока я спасала детей, а потом Менелай спасал меня, пожар охватил весь город. Дома превратились в погребальные костры, пожиравшие горожан заживо. Многие так и лежали в забытьи на своих кроватях, опьяненные вином. Запах паленой человеческой плоти, знакомый всем по погребальной церемонии и который ни с чем не спутаешь, наполнял воздух.
