него Джек. Он был уверен, что расправится с письмом в два счета, в отличие от него, – в конце концов, маленькие феи, просачивающиеся через расколы в лей-линиях, приносили их исправно каждый месяц – но тоже запнулся через пару предложений: – «Мы нагрянем первого ноября, когда туманы Самайна улягутся. Правда, ненадолго, ибо тяжелое бремя я теперь ношу – дитя. Это вторая радостная весть. На этот раз дитя, кажется, одно, но это неточно. Херн зовет его «олененком». Я непременно познакомлю вас. Может быть, в Самайнтауне он как раз решит явить себя на свет…»
– Пресвятая Осень, упаси! – воскликнул Франц, заслышав это, и принялся судорожно рыскать по карманам, очевидно, ища ручку или карандаш. – Давайте скорее напишем ей ответ, чтоб не приходила. Я не готов это увидеть!
Лора дернула его за бархатный плащ костюма и открыла по привычке рот, но тут же закрыла его обратно и плотно сжала губы. Джек, сидящий напротив, сделал вид, что не заметил, как она прикусила себе язык и затянула потуже на шее шарф, якобы зачарованный джиннами, чтобы исцелить ее порванные голосовые связки. Пока конфликт с Лавандовым Домом, продолжающим требовать оплату своих услуг – еще и с процентами за задержку! – не был до конца улажен, Лоре и вправду было безопаснее оставаться немой. Ведь «медиум, неспособный говорить, неспособен и духов вызывать», о чем верещала без умолку хозяйка Дома, узнав, что любая попытка Лоры произнести хоть слово оборачивается кровью, наполняющей рот. Джек, как мог, пытался договориться с ними о частичном погашении долга через свой обанкротившийся фонд, но даже его коса, статус и страх, ими вызываемый, не умалили упрямого желания Лавандового Дома забрать свое. Медиумы терпеливо выжидали, когда же голос Лоры вернется к ней, а он все не возвращался и не возвращался…
«Да, Лора?» – спросил ее мысленно Джек, и Лора глянула на него так, будто он спросил об этом вслух, и улыбнулась уголком губ.
– Так вы реально собрались отмечать Самайн? – удивился Джек, когда уже перелил остаток своего кофе из чашки в бумажный стаканчик и встал из-за стола, ожидая, что следом за ним выдвинутся и друзья. Но они неожиданно остались на своих местах.
– Конечно! Для чего, ты думаешь, мы так вырядились? Может, День города теперь неофициальный, но традиции надо чтить. Ты сам учил нас этому, разве нет? – напомнил Франц ехидно, и Джек почти пожалел о том, что когда‐то был таким хорошим и примерным. – Тебе бы тоже следовало остаться. Это отличный шанс показать горожанам, что ничего страшного тридцать первого октября больше не произойдет. Обычный праздник, вот и все. Я ведь прав, моя прелестная летучая мышка?
Франц промурлыкал последнее Лоре в ухо, накручивая на палец локон заметно отросший и светлый, как переливающийся на солнце слиток золота вперемешку с платиной. От этого проволочные крылья за спиной Лоры, обтянутые черной махровой тканью с мерцающими прожилками, действительно как у летучей мыши, возмущенно задрожали. Такое же черное платьице, прикрытое сейчас желтым дождевиком, и ободок с пушистыми мышиными ушами, впрочем, смотрелись действительно мило. Вместе они отлично гармонировали с таким же вампирским костюмом Франца, его зализанными назад волосами и белоснежными клыками, которые он сегодня демонстрировал при каждом удобном случае. Немая, Лора словно стала терпеливее к нему и мягче. Хоть и побагровела, но даже не схватилась за свой тубус, когда Франц быстро чмокнул ее в губы, а затем на всякий случай зажмурился в ожидании удара.
Джек и дальше с радостью продолжил бы быть третьим лишним, вот только Франц ненароком и очень вовремя напомнил ему, почему он не может себе этого позволить.
«Ничего страшного тридцать первого октября больше не произойдет».
– Эй, ты куда? – спросил Франц за них с Лорой, когда тот со вздохом встал из-за стола.
– На экспресс. Он через полтора часа отходит.
– Ты это серьезно? Уедешь из города с палаткой и будешь ночевать в лесу?
– Именно так, – кивнул Джек, беря с кофейной стойки свою оранжевую тыкву, немного промокшую под дождем, а потому укутанную в махровое полотенце, чтобы она успела высохнуть, пока они завтракают. – Да и не пропадать же билету. – И он потряс им, блестящим, вытащив его из кармана любимого тренча.
– Тебе ведь все уже сказали. Медиумы из Лавандового Дома, жрицы вуду, оракулы… Даже Титания и та весь Благой двор с землей сравняла, пока тысячелетние летописи не нашла! Не будет больше Великой Жатвы, Джек. Ты последний дух пира остался, нет их теперь, поэтому никакого пресловутого Колеса тоже нет.
– Откуда они могут это знать, – огрызнулся Джек нервно. – В прошлое тридцать первого октября Великая Жатва началась, хотя я уже был, считай, последним!
– И была Первая свеча, которую ты только‐только затушил. Была сила, которая резко к тебе вернулась, и вера, что Великая Жатва случится. Ты сам Колесо раскрутил, понимаешь? Или как там Титания это объясняла…
– Нет, – принялся спорить Джек, а спорили они об этом с начала сентября, чуть ли не каждый день, что Франц с Лорой водили его под руку по всяким библиотекам, торговцам, гадалкам и даже центрам реабилитации для пациентов с посттравматическим расстройством. Ведь если Великая Жатва и вправду ушла, то страх перед ней все равно остался. Даже если Чувство Джека на сей раз было спокойно и не предчувствовало беды, страх в нем заявлял громко: «Это может начаться опять! Уеду из города на день, и вот тогда видно будет».
– Ладно-ладно, не истери. Как скажешь. Ты ведь поедешь в Крепость за вещами? Будь добр, покорми графа Котякулу, а то я забыл ему перед уходом корма насыпать.
Джек закатил глаза, но делать было нечего. Котякула не мог голодать, хоть и оставил с десяток затяжек на любимом тренче Джека. Уличный, плохо воспитанный, тощий и облезлый, каким‐то чудом найденный Францем в мусорном контейнере, прячущимся от гримов, кот вдобавок предпочитал точить когти исключительно о ноги Джека, нежели о специальные когтеточки, и с завидной стабильностью гадил мимо лотка. Джек закрывал на все это глаза только потому, что их совместная фотография с Котякулой все‐таки помогла ему побить рекорд магнитов с котиками в сувенирных лавках – сочетание «котик плюс тыква» оказалось беспроигрышным. Может быть, Франц даже не зря покупал ему в зоомагазине самые дорогие консервы из кролика и мягких мышек, набитых кошачьей мятой. Хотя последних Котякула упорно игнорировал – ему, как и его хозяину, подавай только свежую кровь! Поэтому несколько раз они все по очереди находили мышей у себя на подушках. Не игрушечных, а просто мертвых.
Содрогнувшись от мысли, что ему предстоит кормить это исчадие ада, Джек еще раз вытер полотенцем свою тыкву, проверил ее со
