Бросив на ротмистра быстрый, полный немого упрека, взгляд китаянка обреченно вздохнула и стала записывать в книгу данные нового постояльца.
— Китайская роза, лотос моего сердца, не сердись! — Извицкий поднес руку женщины к своим губам. — Скажи лучше, монгольские князья сейчас живут какие-нибудь в гостинице?
Судя по всему галантное обращение ротмистра заставило сердце хозяйки гостиницы трепетать, она мило улыбнулась и легонька провела своим веером по губам офицера, на его вопрос ответила:
— Князья живут, уже с неделю, как поселились Урдонэ и Данзан, вы их знаете, со дня на день ждем Намсарай Гуна из лятсутайского аймака. У монголов скоро какой-то праздник и все сиятельные потянулись в столицу отдохнуть от государственных забот, понежиться на моих перинах…
Извицкий вызвался проводить Дениса до самого номера, дабы убедиться, что гостя контрразведки приняли достойно. Зашли вместе и ротмистр сразу уселся на низенький диванчик у открытого окна, привычно вытащил очередную сигару и, спросив разрешение, закурил:
— Так вот, дорогой Денис, обратите на монгольских князей своё внимание, — щурясь от выпускаемого ноздрями дыма, заговорил ротмистр, — эти князья — Урдонэ, Данзан и этот, как его, забыл…, — в Монголии все они из самых богатых! При китайцах стали еще богаче, умудрились. Генерал Сюй-си-чен поручил им по степям собрать с кочевников военную контрибуцию, содрать старые налоги, авансом взыскать новые. Для отправки в Китай сгонялись огромные стада, солдаты-гамины тащили из монастырей-дацанов золотую утварь, дорогое убранство, для устрашения расстреляли несколько лам-монахов. Все революции похожи, в Пекине — Сунь Ятсен, в Москве — Ленин. Ну да ладно, Бог с ними, — продолжал дымить ротмистр. — Китайцев с их революцией барон Унгерн прогнал обратно в Китай, полетели из Урги кувырком, а собранное нашими добрыми князьями так у князей и осталось — и контрибуция, и налоги, и золото, и скот. Шанхайский, токийский банки под залог всего этого хорошие деньги предлагали, даже валюту, доллары, которые вы, Лагода, так любите. Куда там, князья монгольские, ваны, гуны, и слов таких не знают, не понимают.
Денис лукаво посмотрел на Извицкого:
— А что вам мешает провести еще одну…э…как это по вашему…реквизицию! Пощипали бы теперь самих князей, сам видел, как вас монголы боятся! В контрразведку вызвать, побеседовать. Ваш полковник Сипайлов, уверен, нашел бы убедительные аргументы — война с большевиками, нужны деньги и все такое…
— Куда там! — в сердцах отпарировал ротмистр. — Унгерн с местной знатью, с этими туземцами не хочет ссориться. Не позволяет их и пальцем тронуть! Они опора трона монгольского Богдо-хана, а мы в Монголии по его высочайшему приглашению — так объяснили народу. Смешно сказать, наши офицеры думали, думали и придумали — обчистить князьков этих в карты, в простую девятку или в штосс, нашлись и вашего американского покера мастера. Не тут-то было, играют знатные монголы только в какие-то дурацкие китайские игры на пальцах, Будда не велит играть на деньги — рекомендует шахматы, поэтому проигравшего здесь просто лупят палками. Находят в этом большую для себя забаву — ты князь, а тебя палками. Дикари!
— Рулетку не пробовали? — деловито поинтересовался Денис. — Говорят, помогает…
— Да какая здесь, в Урге, в Тмутаракани этой, может быть рулетка? Вы что, с неба свалились? В общем, думайте, янки, думайте! Не счесть алмазов в каменных пещерах. Я с Сипайловым очень на вас надеюсь, американец вы наш! — закончил Извицкий.
Когда он вышел, Денис прямо в одежде бухнулся, не раздеваясь, на взбитые перины широченной, трёхспальной, купеческой кровати, смотревшейся диковато в хрупком, изысканном китайском интерьере гостиничного номера — стыдливо приоткрытые ширмы, украшенные вытканными по ткани фривольными сюжетами любви по-китайски, низкий, инкрустированный столик для чайных церемоний, остальная мебель тоже, как из кукольного домика, не надежная какая-то. Только сияющий, как новенькая копейка, начищенный красавец-тульский самовар смотрелся на обеденном столе молодцом, домовито, намёком на какой-никакой уют.
Уставившись в недавно побеленный потолок, Денис Лагода размышлял. Всё что с ним произошло за последние несколько часов — присниться могло только в ночь сильных магнитных бурь или когда следующим утром собираешься крепко простудиться, грипп с высокой температурой начинается. Поскорее бы Тамара приснилась, а то, чем дальше, тем желанней она, блистает своим отсутствием. Сон? Вот явится сейчас полковник Сипайлов со своим, на часок позаимствованным со стенки в кабинете, кнутом, заклацает из той же коллекции ржавыми клещами лейб-улан Извицкий, завсегдатай Английского в Петербурге клуба — появятся, хором скажут: «Баю-баюшки, баю, наш Дениска, не ложися на краю!». И где-то здесь, в этом паноптикуме, в Кунсткамере этой, здесь может быть Тамара, ходит, ждет от него помощи, защиты, в безбрежные лужи Урги окуная свои ножки. Денис вскочил и зашагал по номеру. Решено. Забирать Тамару и вместе выбираться отсюда, но куда, как? С ширмы на него сочувственно поглядывали, вытканные шёлком персонажи китайских сексуальных церемоний.
Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, решил попробовать чай из самовара. Взяв расписанную драконами большую фарфоровую кружку, подставил ее под медный носик. Повернул витиевато загнутый краник. Из самовара потекло нечто, на чай вовсе не похожее, странно резко пахнущая муть. Денис осторожно пригубил содержимое кружки. Похоже на разбавленный тёплой водой спирт, гадость!
Что пьют, чем живут обитатели этой неведомой страны? Первые впечатления: вокруг настоящие, очень реалистичные, не из массовки, белогвардейцы — ротмистры, полковники, казаки, уланы. Пятак твою распротак… На советское кино похоже и не похоже одновременно: адъютант его превосходительства, вдруг вдали у реки засверкали штыки… и так далее. В целом — опасное для жизни, смутное время. Чем эпоха интересней историкам, тем опасней в ней жить. Получится ли, даже если скоро отыскать Тамару, отсюда выбраться? Найдутся ли здесь еще волшебные зеркала династии Мин для возвращения домой? Вспомнилась прочитанная давно, в каком-то научно-популярном журнале, статья о путешественниках по времени. Рассматривался там вопрос — что произойдет, если такой путешественник сможет сотворить в прошлом нечто, резко меняющее ход истории. Убить, к примеру, народом любимого вождя или, наоборот, тирана, притащить из своей эпохи какое-нибудь гениальное изобретение, ускорить, замедлить прогресс. Появится ли тогда еще один параллельный мир с новыми, переписанными, школьными учебниками? Или новый абзац в летописях, неудобные факты просто постараются не замечать, а из новой редакции текста — тихонько выбросят? Нет, автор статьи убедительно доказывал, что разорвать связь времен никому не удастся, как не старайся, не нами она с такими трудами налажена, скомутирована, озорника из прошлого, из будущего, — без разницы — просто выбросит вон, вернётся он домой, в своё время. Заманчиво. Вот только чтобы такое, эдакое, сотворить, учудить, как заслужить, чтобы тебя вернули обратно? А лучше в день лет за десять до истории с Ментовским городищем — соломки постелить, потому как уже знаешь, где упадёшь…
В общем, будь что будет, хватит на купеческих перинах валяться, пойти пройтись по городу — решил Денис. На столике у кровати только сейчас обнаружил, прикрытый салфеткой и по всему видать, ротмистром незаметно оставленный, декорированный монгольским орнаментом, кошель с серебряными монетами. Ревизор Николай Васильича Гоголя как-то сразу вспомнился, бессмертная и всегда актуальная классика. Взятки. «Начало обнадёживает, — подумалось, — теперь главное не размениваться по мелочам».
