Убедившись, что мамаша Снэгсби благополучно провалилась в беспамятство, я метнулась к двери и стала шарить по карманам её платья. Победительная улыбка тронула мои губы, когда я нашла то, что искала, — порядком потрёпанную записную книжку. На обложке красовались выцветшие от времени буквы: «Книга семейных рецептов Августы Снэгсби». Великолепно! А со стороны обреза болтался здоровенный бронзовый замок. Ужасно!
Но я решила, что при помощи столового ножа сумею одолеть эту преграду.
— Вы мне ещё спасибо скажете, дорогая, — шепнула я пребывающей без сознания старой ворчунье, аккуратно прикрыла дверь за собой и бросилась вниз, в кухню.
На бегу я не могла не умиляться безграничной доброте, кроющейся в моём сердце. Ибо никогда ещё пустое ведро не опускалось на затылок с такой нежностью и заботой.
10
— Просто возмутительно!
Подсунув столовый нож под застёжку, я попыталась открыть замок. Уже в третий раз. Не тут-то было. За годы жизни в приюте мне случалось заглядывать в чужие дневники (из чисто дружеского любопытства, разумеется), и обычно замки поддавались легко. Но этот замочек был не таков. Вскрыть его не представлялось никакой возможности.
— Как странно, в самом деле, — сказала я. Сердце моё рвалось на части от жалости к мамаше Снэгсби. — Кому придёт в голову запирать кулинарную книгу? Не иначе старушка совсем ума лишилась.
Как ещё можно было объяснить, что мамаша хранила свои семейные рецепты под замком, который сгодился бы и для тюремной камеры? За всем этим явно скрывалась какая-то душераздирающая тайна. Но времени разгадывать её не было. Скоро придут гости, а у меня под рукой ни одного рецепта, чтобы приготовить угощение! Тут я вспомнила, что мамаша Снэгсби очень нахваливала миндальный пирог миссис Диккенс, и несколько недель назад я как раз помогала экономке испечь его.
Опыт по части пирогов у меня был невелик, но я решила просто смешать всё, что нужно, руководствуясь наитием прирождённого алхимика. Пусть это будет и не пирог по семейному рецепту мамаши Снэгсби, но она, без сомнения, оценив мои усилия, преисполнится благодарности, воспылает материнской любовью, и всё такое.
Я быстренько составила список продуктов, которые понадобятся, и побежала в кладовку. Найти сахар и яйца не составило труда. С мукой оказалось сложнее. Горшок был пуст. Хуже не придумаешь. Я не знала, сколько точно будет действовать моё снотворное, но глубоко сомневалась, что успею сбегать в лавку. Что же делать?
— Эзра! — воскликнула я.
У Эзры в мастерской хранился мешочек муки. Я давно приметила его за грудой досок и ящиков. Не представляю, на что старому олуху сдалась мука, но главное — она есть, и это очень хорошо. Вот только Эзра наверняка захочет знать, зачем мне понадобилась мука, а это может повлечь за собой щекотливый вопрос, что поделывает мамаша Снэгсби.
В моей голове мгновенно созрел гениальный и весьма изощрённый план. Я бегом бросилась к мастерской. Заглянула в оконце. Эзра стоял спиной к двери и трудился резцом над дубовой доской. То, что нужно! На цыпочках, не издав почти ни единого звука — недаром у меня все задатки прирождённой церковной мыши! — я прокралась внутрь. Эзра принялся напевать за работой, и я воспользовалась этим, чтобы тихонько отставить в сторонку ящик-другой и несколько негодных досок и добраться до маленького мешочка с надписью «мука». Она оказалась немного странного цвета, но я решила не придираться. Завладев добычей, я помчалась обратно в кухню.
В плите весело потрескивали дрова. Масло и сахар были приготовлены на столе, чтобы отмерить необходимое количество. Белки плескались в чашке отдельно от желтков. Всё шло великолепно. Пока я не сообразила, что кое-чего всё-таки не хватает.
Как я могла забыть, что для миндального пирога нужен миндаль? Я трижды обыскала всю кладовку, заглянула в каждый уголок, но тщетно. Ни единого орешка. С тяжёлым вздохом я печально уставилась в окно. Что оказалось очень кстати! Потому что взгляд мой упал на миндальное дерево на заднем дворе.
В первую минуту я почувствовала себя дурочкой, но это быстро прошло. В конце концов, дерево росло в дальнем углу и никому не было до него дела, кроме разве что Эзры, который любил подремать в его тени под дождём из опадающих розовых лепестков. Я стала торопливо собирать орехи, валявшиеся прямо на земле, словно камни под ногами.
Я так увлеклась, что не заметила её. Только услышала, как хрустнула ветка. Я подняла глаза — и тут-то незваная гостья и выпрыгнула из-за дерева. Я всплеснула руками в душераздирающем смущении, и орехи, собранные в подол фартука, посыпались на землю.
У неё были золотистые волосы. Белоснежное платье. Она стояла передо мной и озаряла двор своей прекрасной улыбкой.
— Прости меня, — сказала Эстель Дамблби, и её улыбка померкла. — Я тебя напугала.
— Я сама виновата. Ведь зачем ещё нужно дерево, кроме как выпрыгивать из-за него словно безумец-лунатик?
Эстель вспыхнула и посмотрела на миндаль, рассыпавшийся у моих ног. Она опустилась на корточки и стала собирать орехи вместе со мной.
— Я пришла бы обычным путём, — тихо сказала она, — но побоялась, что меня увидят. — Эстель заглянула мне в глаза. — Конечно, мне лучше было бы подождать, когда тебя пошлют в лавку или ещё куда-нибудь, и встретиться с тобой на улице, но мне просто необходимо было узнать, удалось ли тебе выяснить что-нибудь о том, как мой брат Себастьян оказался связан с семейством Снэгсби.
— Конечно, удалось, — услышала я собственный голос. — Я по самые уши закопалась в личные тайны Снэгсби.
— Какая ты храбрая! — восхитилась Эстель, поднимаясь на ноги. — И что же ты узнала?
— Что ваш брат Себастьян не имеет к Снэгсби ни малейшего отношения, — сказала я. — Старые олухи о нём ни сном ни духом. Так что вы не там землю носом роете, дорогая.
Эстель с самым серьёзным видом нахмурилась:
— Похоже, мои собственные изыскания принесли больше пользы, чем твои, потому что я точно знаю: у моего брата были какие-то дела в этом доме.
— Весьма в этом сомневаюсь. Мои изыскания были самыми что ни на есть тщательными.
— В последний год, до того как Себастьян пропал, он серьёзно заболел. Жизни его ничто не угрожало, однако из-за болезни лёгких он много месяцев вынужден был оставаться в постели. Мама наняла для него сиделку, и между этой молодой женщиной и моим братом возникла привязанность глупейшего толка. — Она понизила голос и отвела глаза. — Они влюбились друг в друга.
