Я с достоинством встала:
— Как вы сами можете видеть, никаких фонарей тут нет. Что же до гудения, это я его издавала. Прошлым летом я провела больше месяца в индийском ашраме, где познакомилась с одним замечательным йогом. Он научил меня петь мантры. Потрясающий человек. Говорил на неизвестных науке языках. Питался зернышками, как птичка.
— В доме Снэгсби не поют никаких мантр, так что прекрати немедленно.
— Как скажете, дорогая.
Когда мамаша Снэгсби удалилась, на прощанье строго-настрого велев мне лечь в постель и не вставать до утра, я снова села на стул в центре комнаты. Уставилась на портрет Гретель. И стала думать о Ребекке. Я слышала, как мамаша Снэгсби меряет шагами холл внизу. Но я смотрела и смотрела на картину, пока глаза не заслезились. Я пыталась не обращать внимания на топот старой вредины. Я ждала, когда портрет снова начнёт таять, стены исчезнут и передо мной вырастет лес из белых деревьев. Но мир вокруг оставался незыблемым. Чего нельзя было сказать о моей вере в успех.
— Что ты замышляешь?
— Ровным счётом ничего, — отвечала я.
Помятое лицо мамаши Снэгсби светилось подозрительностью. Она всё ещё переживала по поводу вчерашнего вечера. Подозревала, что я задумала недоброе.
— Сдается мне, — заявила она, поднимаясь из-за стола после завтрака, — от тебя только и жди беды. Тебе нельзя доверять.
Какая наглость! Как она смеет обвинять меня в двуличии только потому, что я не говорю ей всей правды? События прошлой ночи были для меня куда более огорчительными, чем для мамаши Снэгсби. Меня по-прежнему снедало разочарование из-за того, что я так и не попала к Ребекке, утешало лишь, что кое-что явно начало получаться. Однако следовало признать, моя комната — не лучшее место для дальнейших попыток, ведь свет и гудение камня неминуемо привлекут внимание.
Надо будет подыскать что-нибудь другое. А пока меня ждёт великий день.
— Я твёрдо намерена отменить приглашение миссис Роуч, — сказала мамаша Снэгсби.
— Это было бы весьма прискорбно, дорогая, — заметила я, отложив в сторону салфетку. — Без сомнения, эта новость скажется на мне самым печальным образом. Вероятно, я так упаду духом, что не смогу скрасить последние часы многих ваших драгоценных заказчиков.
Мамаша Снэгсби самым восхитительным образом окрысилась. Однако она потерпела поражение и знала это.
— Что ж, пусть гости заглянут к нам ненадолго, но это должен быть очень скромный приём. Вторник — базарный день, и у миссис Диккенс полно других дел.
— Ничего страшного, — сказала я, вставая. — Пусть миссис Диккенс отправляется на рынок, а я приготовлю всё к приходу гостей.
Мамаша Снэгсби в изумлении уставилась на меня:
— Ты?
— Я уже всё спланировала. Сначала я сделаю вам ванну, потом приберусь в гостиной на втором этаже, и у меня как раз останется время приготовить что-нибудь вкусное к чаю.
На несколько чудесных мгновений мамаша Снэгсби потеряла дар речи. Потом глаза её холодно блеснули:
— Я принимаю ванну по вечерам.
Кому как не мне было это знать. Ведь я таскала вёдра с горячей водой наверх, чтобы мамаша могла помыться.
— Конечно, дорогая, но вы выглядите такой измученной, и мне показалось, что понежиться в горячей ванне — самое меньшее из того, чего вы заслуживаете.
Старуха фыркнула:
— Да неужели?
Но я почуяла её слабину и поспешила закрепить успех.
— Вы так много работаете, мама Снэгсби! Прямо стёрли свои уродливые руки до кости, — сказала я, изображая страстное желание помочь. — И святой долг дочери — позаботиться о своей матери, не так ли?
Как я и надеялась, эти слова решили дело в мою пользу.
Мамаша Снэгсби уставилась на меня примерно с тем же обожанием, с каким обычно разглядывала хороший бекон на тарелке.
— Рада это слышать, юная леди.
— Поторапливайся! — рявкнула мамаша Снэгсби, едва я вошла в ванную с последним ведром кипятка. — Вода в ванне холодна как лёд!
Тут она, конечно, сильно преувеличивала. Вода была очень даже тёплая. Но беда в том, что мамаша Снэгсби вечно была недовольна. И я знала истинную причину её дурного нрава. Всё дело в книге с семейными рецептами, которую она всегда носила в кармане платья. В книге, по которой она никогда не готовила.
— Сейчас всё будет в порядке! — пообещала я, выливая горячую воду в ванну.
— Да уж надеюсь! — прошипела мамаша Снэгсби сквозь зубы.
Бедняжка. На самом-то деле она не решалась попробовать приготовить что-нибудь из вкуснейших блюд, рецепты которых хранились в её драгоценной книге, потому что боялась: вкус окажется не совсем таким, как у кушаний, которые готовили её мама и бабушка. Разумеется, это её угнетало. Она не могла воссоздать ароматы своего детства. Вот почему вела себя как несносная старая хрычовка.
Но я положу конец этому горю. Всё, что мне для этого нужно, — это кулинарная книга. А книга скрывается где-то в складках платья, висящего в эту минуту на крючке, вбитом в дверь ванной комнаты. Но вот беда — когда мамаша устроилась в ванне, дверь и платье оказались перед ней как на ладони.
— А теперь, мама Снэгсби, вы непременно должны хорошенько расслабиться, — сказала я и поставила пустое ведро на пол. — Закройте глаза. Вздремните немного.
— Это невозможно, — огрызнулась мамаша Снэгсби. — Мне всегда трудно заснуть, даже ночью.
Это была правда. Бедняжка всякий раз по полночи мерила шагами коридоры в доме.
— Тогда вам повезло, — объявила я, достав из кармана фартука пучок мяты. — Я знаю отличное средство от бессонницы. Вы будете спать как младенец на руках у матери.
— Да ну?
Я высыпала перечную мяту в воду:
— Дышите глубже, дорогая. Мята — превосходное успокоительное.
Она закрыла глаза и пристроила голову на краешке ванны.
— А теперь начинайте считать от десяти до одного, — велела я, встав у неё за спиной и взяв пустое ведро. — Об остальном позаботится сама природа.
— И всё? — фыркнула она. — Немного мяты и обратный отсчёт — это и есть твоё чудодейственное средство?
— Некоторые мои пациенты жаловались на лёгкое жжение перед тем, как их окутывал глубокий сладкий сон, но оно длилось недолго.
Мамаша Снэгсби открыла глаза.
— Жжение? Что тут может жечь? — забеспокоилась она.
Размахнувшись, я ударила её пустым ведром по затылку. Судя по всему, момент я выбрала очень удачно. Голова мамаши мотнулась вперёд, потом так же быстро запрокинулась назад. Я успела подхватить её шишковатый затылок и со всей возможной осторожностью пристроила его на край ванны — недаром у меня все задатки прирождённого ангела-хранителя.