– За что же ты так со мной, Машенька?! Глупая ты моя девочка?! Почто погубила и свою душу и мою?! Гореть нам с тобой теперь в аду синим пламенем! – горько причитал Петр, держа в руках что-то непонятное, что-то, что издалека невозможно было разглядеть. – И не смотри на меня так! – внезапно с ненавистью вскричал Петр изменившимся голосом и как метеор вскочил на ноги. Екатерина вздрогнула, однако крик был адресован все тому же предмету, о сущности которого она уже с ужасом начала догадываться. – Жалею, что я тогда зенки твои бесстыжие не выколол, ох как жалею! – злобно просипел ее супруг, плюну и как угорелый выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью.
Сердце самой Екатерины колотилось где-то в горле. Подождав пять минут, она, наконец, решилась покинуть свое укрытие и подойти к загадочному предмету. Остановившись напротив нужной полки, императрица пробежала глазами по ряду таких же банок, ища предмет, с которым только что беседовал царь, как вдруг волна ужаса вздыбила волосы у нее на голове.
Зажав рот рукой, Екатерина сдавленно взвизгнула и выбежала из кунсткамеры, забыв запереть за собой дверь, и еще долго перед ее глазами стояла отрубленная голова Марии Гамильтон, бессмысленно смотрящая перед собой заспиртованным остекленевшим взглядом как будто Медуза Горгона…
* * *
Царь недоумевал. Последние дни императрица ненавязчиво, но целенаправленно старалась избегать его присутствия, часами гуляя в одиночестве по заснеженным дворцовым аллеям. Петр решил, что казнь камер-фрейлины расстроила добрую и впечатлительную женщину, поэтому не надоедал супруге, давая ей время оправиться от произошедшего события. Екатерина же никак не могла забыть увиденного – но хуже всего было осознание того, что Петр даже не похоронил тело как подобает. Его жуткая коллекция хранилась прямо во дворце, и императрица не могла заставить себя находиться долго в таком ужасающем соседстве.
Вилли же, в свою очередь, списал странное поведение любовницы на беременность. Он видел, что Екатерина ходит бледная, понурая, неулыбчивая, и буквально кожей ощущал опасность, нависшую над ним. Подождав, пока царица вернется с очередной прогулки, он подстерег ее в коридоре и тайно увлек императрицу в один из альковов.
– Как себя чувствует моя королева? – льстиво произнес Вилли и заискивающе заглянул Екатерине в глаза. – Матушка, вы же не собираетесь рассказывать государю о своем положении?
Екатерина не ответила сразу, и по спине Монса пробежал леденящий холодок. У этой бабы, чего доброго, хватит ума явиться к Петру и покаяться в своем прегрешении. Нет, ее-то царь, может, и простит великодушно, а вот ему, простому камергеру Виллиму Монсу, грозит участь несчастной Марии Гамильтон. Правда, перед этим Петр собственноручно его кастрирует, а затем велит четвертовать…
Вереница красочных картин пронеслась перед взглядом побледневшего фаворита и, вцепившись в руку императрицы, он взволнованно произнес:
– Солнце мое ясное, не губи…
Екатерине захотелось отдернуть руку, но она сдержалась. Женщина прекрасно понимала, что сделает Петр с ее любовником лишь за один факт прелюбодейства. Не говоря уже о том, что его законную супругу и императрицу обрюхатил какой-то придворный франт. На минуту ей захотелось потрепать нервы несчастному Виллиму, чтобы согнать с его лица самоуверенную ухмылку, с которой тот всегда обнимал царицу.
– Убивать дитя в утробе – великий грех, – Екатерина потупилась и прикрыла веером ехидную улыбку. Виллим буквально впал в полуобморочное состояние, весь его лоск в момент сполз, как растрескавшаяся позолота, оставив голый облупившийся фасад.
– Да не бойся ты, не погублю, – сказала императрица, устало смахивая со своей руки ледяные пальцы Монса, напомнившие ей вдруг безвольных слизняков.
– Что-нибудь придумаю, спи спокойно, Виллим, – презрительно выделила Екатерина имя любовника и вышла из алькова.
Монс стоял и с ненавистью смотрел вслед женщине. Нет, он не собирался лишаться по ее милости ни положения при дворе, ни единственной и поэтому особенно дорогой ему головы.
– Что ж, Екатерина Алексеевна, – прошептал задыхающийся от ярости фаворит, – ежели вы не можете меня успокоить, то я сам решу нашу маленькую проблему…
С этими словами камергер резко развернулся и впечатал свой кулак в обитую бархатом стену.
Глава 16 Разоблачение и наказание
Петр Великий был в отчаянии. Его Екатерина внезапно занемогла неизвестной хворью и уже вторые сутки маялась сильнейшими желудочными коликами. Несмотря на волнение за нее, царь восхищался силой духа супруги, которая велела ему заниматься государственными делами и спокойно дожидаться ее чудесного выздоровления.
– Иди, Петр, иди, свет мой, – шептала ослабевшая Екатерина, сжимая его теплые пальцы в своей ледяной ладони. – Я не хочу, чтобы ты видел меня больной и некрасивой…
Петр пытался протестовать, но императрица была непреклонна, поэтому он покорно покинул ее покои и с печалью в сердце отбыл за границу, решать важный политический вопрос.
– О-о-ох, когда же это кончится? – простонала Екатерина и поджала колени к животу.
Неведомая болячка, поразившая ее, словно выкручивала внутренности из утробы женщины, давая несчастной лишь редкие передышки. Жуткие спазмы напоминали ей тяжелые первые роды, когда она чуть не умерла. Мысли царицы так спутались от боли, что она не могла думать ни о чем, кроме ее прекращения.
– Матушка, я налью тебе успокоительного отвару, – Виллим, после отъезда царя неотлучно находившийся при императрице, ласково отвел волосы с влажного лба Екатерины и отошел к столику с лекарствами.
Его любовница, блуждающая в багровом болезненном тумане, не могла видеть, как фаворит быстро достал из кармана пузырек с бесцветной жидкостью и капнул несколько капель в чашку с отваром.
– Вот, душа моя, выпей… – Вилли заботливо приподнял голову Екатерины и поднес к ее пересохшим губам дымящуюся чашку. – Выпей, тебе тут же полегчает…
Екатерина, готовая выпить хоть ртуть, лишь бы избавиться от боли, послушно осушила сосуд и тут же выгнулась с отчаянным криком. Низ живота словно ножом вспороло, и женщина забилась в мокрой постели, чувствуя, как к горлу подступает удушающая рвота.
– Тише, тише… – Вилли закрыл рот Екатерины ладонью и всем телом налег на нее, удерживая корчащуюся любовницу в одном положении. Его самого трясло как в припадке – лекарь, тайно давший ему это средство, уверял, что оно действует безотказно.
– Главное, – сказал лекарь, протягивая ему пузырек, стоящий, как золотое кольцо, – соблюсти правильную дозировку. Несколько капель в течение недели заставят чрево исторгнуть плод.
Неделю Виллим исправно подмешивал зелье Екатерине в чай, вино и воду. Он уж было потерял надежду, как вдруг императрица слегла.
– Петя! – вдруг закричала Екатерина и потеряла сознание.
Фаворит отпустил женщину и выпрямился. На измятой сорочке царицы медленно расплывалось кровавое пятно. Виллим потер виски дрожащей рукой, выглянул в коридор и жестами подозвал одну из фрейлин, которая была ему надежным другом при царском дворе.
