В результате кавалерия двигалась настолько медленно, что артиллеристы предпочли не дожидаться ее, а действовать самостоятельно, «…стремясь поскорее ударить по врагу».
Русские произвели несколько выстрелов по англичанам, но, как это бывает свойственно или слабо обученным или просто застигнутым врасплох солдатам, пули ушли выше голов британцев, не причинив вреда. Пауэлл утверждает, что на месте случившегося видел множество веток, срезанных ружейным огнем русских.
Орудия конной артиллерии сделали один залп, после чего в дело вступила наконец-то подоспевшая кавалерия. Летопись 23-го Королевского Уэльского фузилерного полка говорит об этом так: «Ближе к полудню 25 сентября армия начала свой переход к Балаклаве, и перейдя через шоссейную дорогу из Бельбека в Севастополь, была вынуждена пройти через густую лесистую местность, где переход в нужном направлении можно было совершить только с помощью компаса. Выйдя из рощи на равнину, армия оказалась в непосредственной близости с огромным отрядом русской пехоты, который двигался к ней под правым углом из Севастополя к Бахчисараю.
Это оказалась охрана обозной колонны, проходившая тем же самым маршрутом… через лес. Её мгновенно атаковала конная артиллерия Мода и части 11-го гусарского и 8-го полков при поддержке Легкой Дивизии и с 23-м впереди колонны.
Подоспевшие «серые» подержали атаку огнем из карабинов, это стало их «боевым крещением» в Крыму. Вслед беспорядочно уходившим русским два орудия Мода отправили несколько малоэффективных картечных выстрелов».
Офицер конной артиллерии Ричардс так описал случившееся: «Внезапно мы наткнулись на значительные силы противника — до шести тысяч человек с обозом; увидав нас, они атаковали и едва не взяли в плен лорда Раглана, который ехал впереди, осматривая местность. С ним был штаб, а также двадцать драгун охраны; мы приблизились, показали зубы, и русские, бросив обоз, ударились в бегство. Мы взяли несколько пленных и множество трофеев — провизию всех сортов, богато отделанные кружевом камзолы, прекрасные шали, разнообразнейшие драгоценности, картины, в общем, все, чего душа пожелает, так что невозможно было решить, что из этого взять с собой, а что оставить».
Сделав несколько выстрелов, русские рассыпались и стремительно бросились бежать, оставляя много телег с огромным количеством одежды, драгоценностей и боеприпасами для стрелкового оружия. Поскольку это была законная добыча, солдатам, под надлежащим наблюдением, разрешили взять все, что они захотят и сколько захотят. Возможность захвата трофеев сильно подняла дух солдат, и весь день они шли быстрым и легким шагом.
Действительно, трофеи союзниками достались богатые, теплая одежда, гусарские ментики, запасы продовольствия, включая «…бутылки ужасающе крепкой выпивки». С интересом рассматривали, найденный в одной из повозок полковой складень с иконами. Лошадей и часть повозок распределили по полкам. Патронные запасы уничтожили. Но, якобы, более всего впечатлил союзников другой «трофей».
«На одной из повозок сидел смертельно пьяный русский артиллерийский офицер. С откупоренной бутылкой шампанского в руке, он весело напевал. Захвативших его в плен англичан он встретил бесконечными выражениями радости, настаивая на том, чтобы те выпили с ним шампанского. Когда предложение было принято, оказалось, что бутылка была пуста. Это был единственный офицер, сопровождавший часть русского арьергарда. Его доставили к Раглану, который хотел узнать, почему и в каком количестве войска уходили из Севастополя. Английские солдаты посмеивались над ним так, как высмеивают поведение пьяных на улице. Раглан посмотрел на офицера с выражением неудовольствия и смущения. Не желая смотреть на то, как смеются над офицером, он повернулся к нему спиной».
Скажу сразу, я не сильно подвергаю вере подобный случай, хотя и не отрицаю совсем его возможность. Дальше, когда мы будем читать русскую версию случившегося, узнаем, что среди взятых в плен офицеров не указано. Английская «The illustrated history of the war against Russia», не вдаваясь в подробности, упоминает среди взятых в плен русских артиллерийского капитана, о котором сообщает Раглан в своем письме в Лондон. Вроде бы он даже сказал, что именно дравшиеся как львы англичане повергли в ужас русскую армию. Этот монолог часто приводят английские источники, и любят повторять наши краеведы. Не думаю, что правды в нем много. Война быстро обрастает мифами. В книге о действиях в Крыму полка «Рейнджеров Коннахта» есть упоминание о русском офицере в приподнятом состоянии сидевшем в повозке в окружении множества бутылок шампанского. Но нет гарантии, что автор книги, Натаниель Стивенс, не «содрал» ситуацию у Кинглейка, как, например, Хибберт.
Отрицать наличие попавших в неприятельский плен — глупо. На то она и война, чтобы одни попадали в плен, а другие его благополучно избегали. Шотландская бригада, проходя вечером мимо места стычки, видела нескольких пленных, под охраной кавалеристов стоявших у повозок, но кто они были — не ясно. Кстати, огромная численность войск, сопровождавших обоз англичанами, явно тоже завышена. Хрущёв говорит о назначенных для этого всего лишь двух ротах Черноморского батальона.
Но не будем злорадствовать. Возможно, что англичанам достался просто чиновник или кто-то из иной «тыловой публики», одетый, естественно, лучше солдата, а часто и лучше офицеров. А может быть просто им обидно, что уже после войны, об англичанах, попавших в плен и пересидевших опасности войны в глубинных губерниях Российской империи, говорили как о беспробудных пьяницах. Недаром на буйства и неумеренное потребление алкоголя англичанами жаловался занимавшийся обменом пленных в Одессе подполковник Мещерский. Ведь как удобно свои грехи перевалить на чужие плечи.
Теперь понятно, отчего английский командующий настолько возмущен своей кавалерией. Казалось, для продолжавших выяснять свои семейно-личные отношения родственников — Лукана и Кардигана, все происходившее вокруг, в том числе и война, вторично. Наверное, попади Раглан в плен русским пехотинцам на безвестной лесной дороге, они бы просто не заметили его пропажи. Эти кавалерийские командиры прекратили реагировать на требования командующего и впали в аристократическую фобию. Это когда оба боялись показать друг другу свою слабость. В этом противостоянии место Раглану не предусматривалось.
Но не тут-то было. В отличие от своих кавалеристов, главнокомандующий помнил, что они пока еще на войне. Раглан спокойно высказал Кардигану, что он думает о нем, его подчиненных и стиле руководства ими: «Кавалерии не было там, где она должна была быть. Вы плохо командуете ею».
Лучше бы он этого не говорил. Кардиган впал в амбиции, встав в позу недооцененного гения: «В таком случае, милорд, я отказываюсь от командования кавалерией».
Не удивительно, что буквально через месяц, ведомая такими выдающимися бездарностями Легкая бригада попала «под раздачу» у Балаклавы. Удивительно, что ее не перебили месяцем раньше.
Пока же окружение Раглана пребывало в расстройстве: «Кардиган был обижен, Лукан разъярен, Раглан и Эйри не довольны и тем и другим».
Это конечно удивительно, что обличенный властью военный вождь не мог взять в руки управлением вверенной ему королевой армией. Но у Англии не было других. Сорок лет мира породили армию военных бездельников, среди которых Раглан был одним из самых ярких представителей. Это, кстати, не мое мнение. Я, если читатель заметил, периодически пытаюсь найти военные дарования у английского главнокомандующего.