Вскоре после того как президентом стал Тафт, подошло время выборов в сенат штата Нью-Йорк. Мёрфи и другие деятели Таммани-холла, посовещавшись, решили предложить 28-летнему Франклину Рузвельту баллотироваться от Демократической партии в одном из сельских округов, где с давних времен побеждали республиканцы. Собственно говоря, они считали этот крохотный округ в нью-йоркском аптауне, как традиционно именовалась глухая провинция штата (графства Колумбия[6], Датчес и Путнам), провальным, безнадежным для своей партии. Чем черт не шутит, рассуждали они, вдруг фамилия Рузвельт сможет изменить ситуацию. При этом учитывалось, что именно в графстве Датчес находилась родина Франклина — Гайд-Парк.
В соседнем штате Нью-Джерси в это время выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора один из демократических прогрессистов Вудро Вильсон — профессор истории здешнего славного Принстонского университета, человек уже немолодой (ему было 54 года), вроде бы совершенно не искушенный в политике, но твердо отстаивавший свои принципы на основе исторического опыта. Несмотря на хорошо известные недостатки этой кандидатуры, в частности «профессорство», к которому в Америке относились со смесью почтения и подозрения, Вильсону предсказывали победу. Может быть, и Рузвельту, который был вдвое младше Вильсона, удастся «проскочить» в нью-йоркский сенат?
Собственно говоря, выдвижение его кандидатуры произошло почти случайно. В юридическую контору, где работал Франк, заехал землевладелец из Датчеса, а по совместительству прокурор графства Джон Мак, чтобы оформить какие-то бумаги, и разговорился с Рузвельтом. Тот произвел на богача, чиновника и активиста Демократической партии благоприятное впечатление. Почти сразу (правда, после консультации с Таммани-холлом) последовало предложение попытать счастья на выборах в легислатуру[7] штата. События развивались стремительно. Рузвельт побывал в избирательном округе, на дельцов которого, помимо бесспорного личного обаяния Франка, произвели впечатление его фамилия и возможность, как они полагали, получить в избирательный фонд немалую сумму.
Рузвельт встретился с боссом демократов в избирательном округе Эдом Пёркмнсом, который его поддержал, но скорее всего просто для испытания молодого претендента заявил, что тот должен заручиться согласием одного из членов партийного комитета, который был по профессии рабочим-маляром. Франклин должен был продемонстрировать, как он сможет привлечь на свою сторону человека, стоящего значительно ниже на социальной лестнице.
Последовавшую затем сцену Т. Морган считает самой значительной во всей политической карьере Рузвельта. Он, безусловно, сильно преувеличивает, но сцена эта действительно свидетельствовала о том, что Рузвельт-аристократ, Рузвельт-студент, Рузвельт-юрист всерьез начал превращаться в Рузвельта-политика.
Дело происходило так. Собрав предварительную информацию, Франклин отправился в дом, где в это время работал маляр Томас Леонард. Получив от хозяйки дома разрешение поговорить с ним, Франклин приветствовал: «Здравствуй, Том». Собеседник вежливо ответил: «Как вы поживаете, мистер Рузвельт?» — «Нет, называй меня Франклином, — услышал рабочий в ответ. — Ведь я называю тебя Томом». Этим жестом, а затем и доверительностью просьбы симпатия рабочего была завоевана, и он обещал поддержать кандидатуру Рузвельта на предстоявшем собрании в ратуше Гайд-Парка.
Так Рузвельт буквально с ходу начал учиться правильному тону в общении с людьми различного социального положения, верований, пристрастий и вкусов. Он понял: главное для завоевания доверия — демонстративное равенство, доверительность и простота в общении. Во имя политической карьеры необходимо было отказаться от высокомерия и снобизма, надо было играть с избирателями на равных. И чем искреннее это будет или, по крайней мере, будет казаться, чем правдивее будут звучать произносимые слова, тем вероятнее успех.
Правда, в выборных делах было одно серьезное препятствие — родственная связь с бывшим президентом, представителем соперничающей партии. Можно было предположить, что «дядюшка Тедди» не одобрит политический выбор Франка и может какой-нибудь резкой фразой, на которые он был мастер, подорвать его шансы. Однако «дипломатические переговоры» дали благоприятный результат: Теодор Рузвельт пообещал не вмешиваться. Впрочем, местные республиканцы довольно язвительно прореагировали на выдвижение кандидатуры нового Рузвельта. Их газета «Пекипси дейли игл ньюс» писала: «Демократы сделали новое и ценное открытие — они обнаружили Франклина Д. Рузвельта… Мистер Рузвельт окончил Гарвардский университет и делает первый шаг в политике. Полагают, что его вклад в избирательную кампанию значительно превышает четырехзначную цифру, отсюда ценность открытия».
Так или иначе, но Франклин принял сомнительное предложение и со всей страстью включился в предвыборную борьбу. В августе 1910 года состоялось его первое предвыборное выступление, причем произошло оно в пабе — пивнушке, посетители которой вначале с некоторой долей презрения наблюдали за появившимся молодым аристократом. Но тактика общения с «простолюдинами» уже была опробована. «Называйте меня просто Франклином», — начал он свою речь.
Для того чтобы легче было общаться с избирателями, быстро перемещаться из одной точки провинциального округа в другую, Рузвельт приобрел дешевый открытый легковой автомобиль красного цвета, вдобавок без ветрового стекла. Для предвыборной борьбы это была новинка, которая к тому же свидетельствовала и о его страстном желании выиграть выборы, и о неравнодушии к техническому прогрессу. В то же время скромность машины должна была продемонстрировать избирателям непритязательность ее владельца.
Последовала несколько комичная поездка по избирательному округу, которая, вероятно, была бы достойна пера сатирика вроде Марка Твена. В нью-йоркской провинции существовало правило, что автомобили, которые встречались еще редко, должны были уступать дорогу лошадям или рогатому скоту. Более того, был принят специальный закон, согласно которому при встрече с телегой или каретой достаточно было того, чтобы кучер поднял кнут. Это означало, что машина должна не только остановиться, но и съехать на обочину. То в пыли грунтовой дороги, то в грязи под дождем, уставшие, но бодрящиеся, с улыбками, не сходившими с лиц, Рузвельт с добровольным помощником, уроженцем Гайд-Парка и старым знакомым Морганом Хойтом, исколесил весь округ. Они останавливались где угодно — на молочных фермах и деревенских улицах, звонили и стучали в двери домов фермеров, трясли руки тем, кто их впускал в помещение, и, разумеется, сулили всяческие блага, если Рузвельт будет избран. В среднем, не считая кратковременных остановок и полных всевозможных обещаний разговоров с избирателями, Рузвельт произносил по десятку речей в день.
