– Хан говорит, если отдашь свою жену ему в наложницы, он обойдет Рязань стороной.
Федор медленно повернул голову и с такой яростью посмотрел на Батыя, что издевательская улыбка на скуластом лице тут же погасла.
– Скажи этому поганому псу, – молвил княжич, и в шатре повисла звенящая от напряжения тишина, даже музыканты перестали играть. – Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь.
Долгую минуту все сидели молча и неподвижно, и хотя Нездила все еще не перевел отповедь Федора, мунгалы и так поняли, что их великого хана только что смертельно оскорбили.
– Переведи, – с нажимом повторил княжич.
Афанасий Прокшич стал медленно и сбивчиво подбирать мунгалские слова.
Но Федор уже не смотрел на Батыя и не ждал его реакции – из-под стола чья-то грязная рука тронула его за край кафтана, и тихий голос по-русски прошептал:
– Бегите!
От неожиданности княжич вздрогнул и в недоумении посмотрел вниз. А в следующий миг уже задохнулся от представшей перед ним картины: в яме стояли на коленях грязные и оборванные люди, держа на плечах столешницу. Однако не это оказалось самым невероятным. В человеке, подавшем сигнал, Федор узнал Ратмира – отцовского сотника, много лет назад возглавлявшего лучшую рязанскую дружину. Мунгалы напали на его отряд из засады и всех перебили, кроме Евпатия… Теперь выходит, что не всех. Некогда статный плечистый воин теперь походил на собственную тень. Торчащие во все стороны седые волосы сбились в колтуны, кожу покрывала корка грязи, а уж как он исхудал – смотреть было больно.
Княжич выпрямился, знаком указал остальным рязанцам заглянуть под стол и вновь взглянул на Батыя. Тот с самодовольной усмешкой сделал знак Цогту. Слуга снова громко хлопнул в ладоши, и в шатер опять зашли люди. Только в этот раз на прислужников они не походили и блюд с яствами у них не было. Вместо угощения мунгалские воины держали в руках ошейники и цепи, с которыми и пошли к послам.
– Обмолот! – гаркнул Федор, вскакивая на ноги и поминая про себя добрым словом друга-Евпатия. Повторять сигнальное слово не потребовалось – русичи рванулись из-за стола, хватая мечи из корзин и сундуков, привезенных в подарок Батыю. Крики, звон металла и завывания женщин наполнили ханский шатер.
Нездила замешкался и подняться у него уже не вышло – желтолицый язычник одним змеиным движением нацепил на него кованый ошейник. Афанасий Прокшич схватился руками за железную удавку, захрипел, забился, но тщетно – мунгал перетянул ему горло цепью, повалил на пол и сильно прижал острым коленом.
В безумной сумятице остальные рязанцы сумели образовать круг, став спинами друг к другу. Помогло то, что многих из дружинников, которые отправились с посольством к Батыю, обучал Коловрат. Они знали, что означают сигнальные слова, и быстро строились нужным порядком. Бояре же и те из ратников, кто в науке Евпатия Львовича были не сильны, все же разумели воинское дело и в переделку попадали не первый раз. А потому шестым чувством поняли, что по команде Федора нужно повторять слаженные действия соратников.
Сорвав ковры со входа, внутрь шатра вбежал Хоставрул, скалясь и выкрикивая приказы. Вслед за ним повалили воины. Они попытались разбить плотное кольцо урусов, но напоролись на безжалостные смертоносные клинки и отступили. Несколько узкоглазых безбожников осталось лежать на полу, заливая шелковые подушки темным багрянцем.
Хоставрул, сверкнув изумрудной серьгой в ухе, снова прокричал команду, и мунгалы резко опустили мечи.
В тот же миг грязные рабы из ямы вскочили, выставляя между рязанскими воинами и их палачами толстую деревянную столешницу. Вовремя! В доски тут же ударил град стрел – мунгалы не хотели рисковать и терять своих бойцов. Они стремились отделаться малой кровью – просто расстрелять русичей из луков.
Но ханский стол не смог укрыть всех рязанских воинов. Уж слишком много луков оказалось у врага. Рядом с Федором захрипел Петр Рыбак – бравый дружинник, с которым княжич не раз ходил на мордву и оборонял границы княжества. Из его груди торчало две стрелы с черным оперением. Медлить было нельзя.
– Уходим! – скомандовал Федор и рубанул мечом ковровую стену шатра. Через секунду от нее не осталось и следа – беглецы иссекли плотную кошму в мелкие клочья.
Оказавшись под открытым небом, русичи побежали через вражеский лагерь. Мунгалы не сразу сообразили, в чем дело, провожая удивленными взглядами несущихся мимо послов рязанского князя. Но не стоило недооценивать воинов Батыя – опыта и жестокости им было не занимать.
– Журавли! – бросил на бегу Федор, и дружинники выстроились в клин, внутри которого оказались бояре, освободившиеся рабы и дряхлый слуга княжича. Апоница бежал изо всех сил, но стариковское тело не слушалось. Каркун, ругнувшись, подхватил деда, закинул через плечо и, снова заняв свое место в клине, побежал вперед.
Благо лошадей у мунгалов было не счесть, и бежать пришлось недалеко. Русичи повскакивали в седла и, рванув поводья, понеслись вперед, не разбирая дороги.
Перед тем как сесть на лошадь, Федор оглянулся – Хоставрул со своими воинами был уже совсем близко. Лучники натянули тетивы, и в воздухе зажужжали стрелы.
Княжич успел сесть в седло, когда почувствовал, что спину пронзила нестерпимая боль. Он удивленно моргнул, ощутил вкус крови во рту, и тут же вторая раскаленная молния вонзилась прямо под лопатку.
– Держись! – откуда-то издалека послышался хриплый крик. Каркун с перекошенным от волнения лицом протягивал Федору руку, чтобы тот не упал с коня на землю.
– Богатырь раз бьет – пятерых мнет! – усмехнулся сын рязанского князя, не к месту вспомнив слова, которые говорил Коловрату. Из уголка его рта потекла теплая струйка крови, а через миг твердая как камень земля больно ударила в плечо.
С трудом поднявшись, Федор вытащил меч, сильно ударил по крупу коня, на котором сидел Каркун – скачи! – и повернулся навстречу мунгалам. Рядом свистели стрелы, кричали и падали на землю русичи. Федору казалось, что земля содрогается в ужасе от творящегося кругом смертоубийства.
За спиной раздался голос Ратмира:
– К лесу давай! Там нас не ждут! Кругом обойдем.
…Слава Богу, не все полегли. Уходят. Давайте, родные, скачите. Я прикрою.
На ватных ногах княжич пошел вперед. Но дойти до лучников Хоставрула ему не дали. Мунгалы наваливались на него со всех сторон. Федор рубил и колол, не останавливаясь, не давая себе и врагам передышки. Меч свистел в его руках не хуже вражеских стрел, рассекая воздух, мясо и кости. Но на месте каждого мертвого татарина вставало еще двое. И силы у раненого княжича стали иссякать. Боль все сильнее сковывала тело, страшный холод и усталость не давали поднять руку. Наконец один из узкоглазых воинов выбил у него меч и уже замахнулся, чтобы нанести последний удар, как из-за его спины раздался резкий окрик.
