И не любовницу: мне скучен Прерывный шепот, томный взгляд, — И к упоеньям я приучен, И к мукам горше во сто крат.
Я жду товарища от Бога, В веках дарованного мне За то, что я томился много По вышине и тишине…
Так сформулировал Гумилев свое брачное кредо, изрядно лицемеря. Надо полагать, что в любовных усладах даже с Черубиной он соскучиться не успел. Казалось бы, измученный отказами жених должен сойти с ума от счастья: согласие вырвано! «Товарищ от Бога» станет постоянным спутником его жизни! Ликует ли Гумилев? Нисколько. И вовсе не потому, что, рассчитывая на товарища, он явно промахнулся, выбрав Анну, — пока он еще пребывает в заблуждении. И не потому, что страсть к Ледяной деве перебили другие лирические впечатления. Обретя невесту, он — вот парадокс человека, одержимого идеей фикс, — как бы забыл о теме женитьбы. Навязчивая идея, реализовавшись, перестала мучить, ликвидировала камень преткновения, о который он постоянно расшибался во всех своих планах и действиях. Николай вновь был всецело поглощен предстоящим путешествием: вскоре он должен был отправиться в Африку. Пойми этих поэтов! То «страсти чад», то «к упоеньям приучен», то руку и сердце немедля подавай, то галопом в Африку! Очевидно одно: приключения манили Николая Степановича куда больше, чем обладание невестой, независимо от ее так и не проясненной непорочности. Или что-то все же прояснилось после ресторанного ужина, увенчанного согласием Анны, и жених, дорвавшийся до вожделенного тела Евы, был, мягко говоря, разочарован? Иначе скоропалительный отъезд выглядит нелогичным и даже вызывающим.
Так или иначе, уже тогда в их интимной жизни что-то пошло не так. Причем далеко не влюбленная Анна на вспышку страсти с его стороны и не рассчитывала, а вот жених, столько лет маниакально ждавший минуты близости с Ундиной, явно просчитался. Его грубоватый темперамент, которым «конквистадор» пытался скрыть мужские комплексы и недостаток опыта, смутил и разозлил невесту. Она по крайней мере ожидала романтических нежностей.
Проводив жениха, Анна осталась ждать, скрашивая одиночество рассылкой писем друзьям с сообщением о предстоящей свадьбе. Причем изображала радость по этому поводу, расхваливала Гумилева, «для которого не существует больше ничего на свете, кроме нее». Друзья не должны знать, как горько у нее на душе. Любимой подруге Вале остался вопль: «Птица моя… молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу. Вы всё знаете — единственная, ненаглядная, любимая, нежная Валя моя, если бы я умела плакать. Аня».
Интонация Марины Цветаевой в обращениях к возлюбленной Софье Парнок. И накал истерического вопля — цветаевский. Что стоит за этим коротким письмом? Не станем фантазировать на сомнительных слухах. Заметим лишь, что настроение невесты отнюдь не радостное.
Анна хитрила, выдавая окружающим многолетние притязания Гумилева за влюбленность в нее. Раздумывая же, понимала: здесь все что угодно, но не любовь. А что, кроме приворота или навязчивой идеи (кому какая версия ближе) могло держать на привязи молодого мужчину столько лет? Жить в ожидании женщины, явно им пренебрегавшей и ему по всем статьям неподходящей? Две попытки самоубийства, неотвязное стремление к браку и бегство в Африку после получения согласия — что это? Может, и впрямь та греческая цыганка наколдовала ей в мужья немилого? Глупости. Но в такой странной ситуации поверишь во что угодно. А если рассуждать здраво…
К этому времени Гумилев был уже автором трех книг — «Путь конквистадоров», «Романтические цветы» и «Жемчуга». Последний сборник, посвященный Ахматовой, вышел в 1910 году. Широкой известности у Гумилева еще не было, но в литературных кругах он уже считался мэтром, к его суждениям прислушивались. Валерий Брюсов исключительно высоко ценил его талант, быстро набиравший силу.
Анна решила принять руку и сердце Гумилева, надеясь, что именно эта рука введет ее в круг самой модной поэтической элиты, а сердце мужа, бьющееся в такт с современными эстетическими веяниями, подскажет ее босоногой Музе правильные пути к завоеванию Парнаса. Вот и решено… Анна Гумилева. Если, конечно, не передумать.
Часть вторая
И снова, рыдая от муки, Проклявши свое бытие, Целую я бледные руки И тихие очи ее.
Николай Гумилев Глава 1
«Я уеду далеким, далеким,
Я не буду печальным и злым». Н.Г.
Анна не передумала.
25 апреля 1910 года в Николаевской церкви села Никольская слобода в окрестностях Киева состоялось венчание. Еще до этого Гумилев открыл на имя будущей жены в банке счет на две тысячи рублей — сумму по тем временам немалую. В церкви не было родителей. Зимой умер отец Гумилева, свадебное торжество вдова считала поспешным и неуместным. Родителям же Анны брак с Гумилевым, превратившийся за столько лет сватовства в навязчивую шутку, и вовсе казался нелепостью.
— Ты наконец моя… — Гумилев прижал к груди молодую жену вместе с букетом белых роз.
— Ай! Я накололась. Красный цветок… — Оттолкнув выпятившего для поцелуя губы новобрачного, Анна подняла палец — на белой перчатке расплывалось алое пятно.
— Теперь мы связаны кровью. — Он прижался губами к ранке. — Запомните это.
Она вспомнила седую цыганку, слизывающую каплю крови с ее пальца: «За немилого замуж выйдешь!»
В начале мая молодые, так и не получив родительского благословения, отбыли в Париж. Свадебное путешествие стало подарком Николая жене.
Анна — отличная пара для российского денди. К визиту в Европу она приоделась. Париж был великолепен. Цвели магнолии и каштаны, все было в белом, даже рабочие, ремонтирующие мостовую. Мадам Гумилева обращала на себя всеобщее внимание, выделяясь в толпе, — по-королевски стройная, неспешная, грациозная, в элегантном платье, большой соломенной шляпе, украшенной пышным пером страуса, привезенным Николаем из Африки. Густые волосы, расчесанные на прямой пробор, были уложены на затылке в тяжелый узел. На тонких запястьях звенели причудливые «дикарские браслеты» — тоже туземная экзотика из дальних краев. На нее оборачивались, вслух выражая восхищение. Забавны эти парижские эстеты, обсуждающие женщину, словно картину на вернисаже!
Гумилев ввел жену в круг своих знакомых, показывал ей любимые места, водил в оперу и в театр. Они много бродили по городу, сидели в кафе Латинского квартала, общались с художниками, писателями. Здесь встретили известного питерского критика Георгия Чулкова с супругой, редактора «Аполлона» Сергея Маковского. Все поздравляли пару влюбленных, мужчины со значением подмигивали молодожену, одобряя его выбор. Следовали посиделки в симпатичных кафе, вечера в ресторанах, прогулки на речных трамвайчиках… Возможно, эти недели способны были изменить отношения новобрачных?
