Ну конечно же! Мне это и в голову не приходило, но именно моя подруга кормила Анну все те семнадцать дней, когда я лежала в лихорадке. Только с большим трудом смогла я справиться с неожиданно нахлынувшей на меня инстинктивной злостью, что кто-то, кроме меня самой, кормил грудью моего ребенка. Я сказала себе, что только тяжелые утраты стали причиной того, что Муи Цай позволила себе такую вольность. Я понимала это. По крайней мере, так я говорила себе. Я хотела быть великодушной. Она так много потеряла. Какой вред был в том, что она кормила моего ребенка? У меня ведь не было молока, а у нее молоко будет еще несколько месяцев. Так, значит, маленький ротик Анны сосал маленькие груди Муи Цай… Материнство — странное состояние. Оно так много дает и так много требует. Я должна была быть благодарной Муи Цай, но почему-то у меня не было благодарности к ней. Хотя я ничего не сказала, я не смогла просто так забыть о случившемся. Это стало фундаментом стены в наших отношениях. Стена не была высокой, но каждый раз, когда бедная женщина хотела добраться ко мне, ей приходилось перелезать через нее. Теперь мне жаль, что я построила ту стену. Я была единственной ее подругой, и я отвернулась от нее. Конечно же, сейчас слишком поздно сожалеть обо всем. Я говорю всем своим внукам, чтобы они не строили подобных стен, потому что, появившись раз, стена начинает расти сама по себе, нередко уже помимо вашей воли. Такова природа самой стены: она сама продолжает строить себя до тех пор, пока не становится настолько высокой, что через нее уже невозможно перебраться.
Когда Мохини было три года, она простудилась. Не прошло и недели, как у нее появился пугающий астматический кашель и хрипы в груди. Она сидела, маленькая и беззащитная, обложенная тремя подушками, в моей большой посеребренной кровати и с трудом дышала. Ее прекрасные глаза были полны страха, а губы стали пугающе синюшного цвета. Из ее крохотной груди слышались ужасающие хрипы, что вызывало слезы у моего мужа.
Я пробовала традиционные лекарства, которые обычно применяются в таких случаях, а также все те средства, которые советовала женщина из храма. Я втирала тигровый бальзам в грудь малышки, держала ее тело над паром различных травяных отваров и буквально силой вталкивала ей в горло какие-то черные ведические таблетки. Потом ее отец ездил на автобусе в Пекан, чтобы купить синих голубей. Они чудесно смотрелись в клетке и забавно кивали головами. Но я зажимала тело голубя одной рукой, а второй — рубила голову. Малышке Мохини нужно было есть этих голубей, приготовленных вместе с гвоздикой, черными корнями и шафраном. Потом первая жена из странного соседнего дома принесла целый пакет, сделанный из газетной бумаги, в котором были специально высушенные насекомые. Присмотревшись внимательнее, я обнаружила там жучков, муравьев, пчел, тараканов и кузнечиков, которые были высушены и слиплись друг с другом, лапками и крылышками, как будто бы они были все вместе, пока не попали в пакет. Я варила их в воде, пока отвар не приобрел коричневый цвет. Потом отлила треть получившегося отвара и влила его в рот ребенку. Но все было бесполезно.
Глухой ночью нам пришлось пережить несколько ужасных часов, когда Мохини вся посинела от недостатка кислорода. В нашей местной больнице доктор дал ей небольшую розовую пилюлю, от которой ее тело начало дрожать и выгибаться. Эта дрожь испугала меня еще больше, чем змеиный треск в груди. Прошло два ужасных дня. Айя склонил голову, обхватив ее руками, как старик, беспомощный и отрешенный. Выключенное радио молчало. Во всем случившемся он обвинял себя. Это он пошел с дочкой гулять, когда она промокла под внезапно начавшимся дождем.
Я тоже сначала хотела обвинить его, но винить на самом деле было некого, потому что это ведь я попросила его тогда, чтобы он пошел погулять с детьми. Я молилась. Как я молилась! Проводила часы, стоя на коленях на холодном полу храма, падала ниц, демонстрируя свою полную покорность воле богов… Я всего лишь букашка в этом мире. Пожалуйста, Ганеша, помоги мне. Конечно же, великий бог не покинет меня и в этот раз.
На третий день Муи Цай ворвалась ко мне на кухню с нелепейшей идеей. Я перестала мешать чечевицу, которая готовилась на плите, и стала слушать в шоке и неверии те быстрые и взволнованные слова, которые вырывались из ее маленького ротика. Еще до того как она закончила говорить, я уже отрицательно качала головой.
— Нет, — сказала я, но без уверенности в голосе. Правда состояла в том, что я была готова попробовать что угодно, я просто хотела, чтобы меня убедили в необходимости таких средств.
Муи Цай не унималась.
— Это поможет! — горячо настаивала она.
— Это отвратительная идея. Кому в голову могла прийти такая ненормальная мысль?
— Это обязательно поможет. Пожалуйста, попробуй. Это средство очень и очень хорошее. Его привозят для хозяина из Шанхая.
— Это невозможно. Как я могу заставить свою малышку сделать это? Она с трудом-то и дышит. Она может сразу же задохнуться.
— Ты должна это сделать. Ты же ведь хочешь, чтобы она выздоровела от этой ужасной болезни?
— Конечно же, но…
— Тогда попробуй это средство.
— Это обычная крыса?
— Конечно же, нет. Это специально выращенная крыса с красными глазами. А когда она новорожденная — на ней совсем нет шерсти. Она розовая и размерами не больше моего пальца.
— Но она же должна будет проглотить ее живой!
— В первые несколько минут после рождения она не двигается. Мохини может проглотить ее с медом. Просто не говори ей, что именно ты даешь.
— А ты уверена, что это поможет?
— Да, в Китае очень многие люди так лечатся. Это очень хорошее средство. Не переживай, Лакшми. Я попрошу хозяйку Сунг о помощи.
— А сколько крыс ей нужно будет проглотить?
— Только одну, — быстро ответила Муи Цай.
Но моей девочке не пришлось проглатывать ни одной крысы, как предлагала Муи Цай. Айя отказался от такого способа лечения. Впервые за все то время, что я его знала, он вспылил.
— Никто не будет кормить мою дочь живыми крысами. Проклятые варвары! — грозно возмущался он перед тем, как войти в комнату, где находилась Мохини. Здесь от его гнева не осталось и следа.
Айя ненавидел крыс. От одного их вида в нем все просто переворачивалось. Без каких-либо видимых причин, как мне теперь кажется, Мохини начала выздоравливать. Через несколько дней ей стало лучше, и уже никогда ей не понадобилось глотать живьем детенышей специально выращенных красноглазых крыс.
Севенес пришел в этот мир в полночь. Когда он родился, заклинатель змей играл на своей флейте. И причудливая мелодия, наполненная светлой грустью, сопровождала его рождение, как предзнаменование того, настолько необычным человеком ему предстоит вырасти. Повитуха завернула его ярко-красное тельце в чистое полотенце и передала мне. Под прозрачной кожей была заметна паутинка зеленовато-синих вен, по которым пульсировала кровь. Малыш открыл глаза: они были темными и какими-то на удивление серьезными. Я снова с облегчением вздохнула. Он не был похож на моих пасынков.
