— СОФСЕМ НЕ ТО. МИХАЭЛЬ ГОФОРИТ, ФСЕГО ХОРОШЕГО.
— ГОЛОФОЛОМКА ПУТЕТ КОНЧЕНА, КОГТА ОНА ПУТЕТ КОНЧЕНА. МИХАЭЛЬ ХОЧЕТ ФИТЕТЬ ФУЛКАН. И Я ХОЧУ ФИТЕТЬ. КОГТА МЫ УФИТИМ ФУЛКАН?
— ПОТОМ КЛЮЧ. ФУЛКАН. КОГТА?
— КОРОЛЕМ. СЧАСТЛИФ. ТА.
8В ту ночь светляки на склонах Сьерра-Амбре словно взбесились. Светляки вообще любят общество друг друга, и нечего удивляться, что, едва на джунгли опускается ночь, поток новых друзей принимается упрямо ползти вверх по склону. Только сегодня этот поток светляков был, конечно, никаким не потоком светляков, а смоляными факелами Потерянных Детей — с Эль Гусано во главе. Малыши вприпрыжку бежали посередине, а замыкал процессию раздраженный Эль Кок. По едва различимым во тьме тропинкам они поднимались всё выше и выше в горы. Позади, далеко внизу, виднелись огни Сьюдад-Ольвидада и гавань.
Там, среди ослепительных огней, папа Крошки ни секунды своего драгоценного внимания не уделял ни горам, ни светлякам, да и вообще ничему, кроме собственной титанической важности. Он прибыл на бал в Виллу Политико во фраке с белым галстуком-бабочкой и очень блестящих черных туфлях. Он поглядывал по сторонам и думал о том, что он слишком важная персона и вовсе не обязан улыбаться восхищенным лицам вокруг.
— О-о, — сказала донья Прима Усладес-и-Мигом, его партнерша на сегодняшнем балу. — Какая честь быть рядом с вами, дон Колин.
— Не берите в голову, моя маленькая, — с самодовольной улыбкой ответствовал папа Крошки. — Правильно разыграйте ваши карты, и скоро вы привыкнете к функции временной спутницы Министра.
— Ах, — сказала донья Прима с застывшей улыбкой человека, который не понял ни слова.
Папа стремительно двинулся дальше, раскланиваясь налево и направо. Из вечернего платья доньи Примы высовывалось очень много верхней части тела и очень мало нижней. О да, она весьма способствовала папиному ощущению собственной значимости. Покажите ему природный заповедник, и он в два счета зальет его двухметровым слоем бетона!
Папа остановился. Перед ним, под свежеотремонтированной люстрой, поблескивая медалями и лентами, стояли Эль Симпатико и Дерек. По обе стороны от них стояли прочие члены Хунты. Над ними на стене висел огромный портрет Румяной Няни в коричневом котелке. Папа Крошки очутился в самом средоточии Власти.
Впрочем, наблюдалось одно затруднение.
Затруднение это наблюдалось между гладким Эль Симпатико и изящным Дереком. Оно помещалось примерно на уровне пояса, бледное и овальное. Это было лицо. Маленькое лицо. Под котелком. Нос обсыпан веснушками, зеленые глаза свирепо смотрят на папу. Глаза его старшей дочери Маргаритки.
Неожиданно папа Крошки понял, каково это — быть шиной и наехать на гвоздь. Он услышал голос: «Добрый вечер, какая занятная стоит погода для этого времени года», и понял, что этот голос — его собственный. Но всё внимание его было занято свирепым взглядом зеленых-презеленых глаз.
Он миновал Хунту и вошел в танцевальный зал.
— Вам дурно? — сказала донья Прима.
— Всё в ажуре, — сказал папа Крошки.
— В чём? — сказала донья Прима. Она заметила, что в нескольких метрах от них стоит маленькая Няня и пристально смотрит на папу. Было в этом взгляде нечто такое, от чего у доньи Примы подогнулись коленки. С тихим стоном она опустилась в позолоченное креслице.
Папа Крошки издал какие-то извиняющиеся звуки. Поверх флакона с нюхательной солью донья Прима увидела, что он подошел к Няне и заговорил с ней.
Разговор велся шепотом. Примерно такой:
— Ты что тут делаешь? — спросил папа.
— Сегодня у Примулы выходной, — ответила Маргаритка. — Где живет Великая?
— В настоящее время я не осведомлен о ее местонахождении, — сказал папа Крошки с улыбкой, похожей на клавиатуру рояля, на котором играют печальную мелодию.
— Так осведомись. И побыстрее. Иначе…
— Позволь напомнить тебе, что я Министр…
— Позволь напомнить тебе, что я твоя дочь, — со сладкой улыбкой сказала Маргаритка.
Папа Крошки слегка содрогнулся.
— Действительно. Но боюсь, что…
— У меня ужасное предчувствие, — сказала Маргаритка, вынимая из сумки какую-то коробочку, — что с минуты на минуту в канализации случится неприятность. А ты вроде Министр Канализации и Уборных, не так ли?
— Гигиены и…
— Догадываюсь, что неприятность случится в уборных первого этажа.
— Что? — сказал папа.
Но Маргаритки уже и след простыл.
С минуту папа стоял как вкопанный. Потом он вспомнил, с кем только что говорил. А еще вспомнил, что Эль Симпатико и Дерек очень любят Опрятность. И очень любят найти виновника, если случается Неопрятность. Важного виновника.
Папа Крошки идеально подходил на роль Важного Виновника.
Папа Крошки устремился к туалетам. У выхода его поджидала Маргаритка.
— Очень вовремя, — сказала она. — Всё готово.
— Что? — задохнулся папа Крошки.
— Кажется, случилось нечто жуткое, — сказала Маргаритка — И всё еще продолжается.
И пошла прочь. Папа Крошки за ней.
И тут он увидел, что из-под двери туалета течет вода.
Он вбежал в уборную, захлопнул за собой дверь и сразу же пожалел об этом.
Читатель, я не буду описывать состояние нижних туалетов Виллы Политико. Скажу только, что в коробочке у Маргаритки было две дюжины утиных яиц, все как одно тухлые. Теперь все две дюжины лежали на полу, разбитые. И кто-то, возможно Маргаритка (хотя этого нельзя доказать), засунул две пары футбольных гетр в горловину унитаза и восемь раз спустил воду.
С минуту папа Крошки стоял по колено в воде, и в глазах у него мутилось. Потом он увидел в углу швабру, ведро и пару резиновых перчаток. К ручке швабры был привязан ярлык с надписью от руки: ВОСПОЛЬЗУЙСЯ МНОЙ.
Папа Крошки побагровел от ярости. Потом побелел от ужаса. Потом запер дверь, надел перчатки и принялся за работу. Пока он работал, его могучий интеллект бился над сложной проблемой.
