— Сам жевал? — спросил он.
Я посмотрел на то место, которое он осматривал, и ответил:
— О, нет, я отбил его камнем, но вот вокруг шеи пришлось жевать. Голова не проходила.
Потом мы посмотрели друг на друга. Я хотел сказать что-нибудь, но не знал, с чего начать. Он вновь взял меня за рукав.
— У моего младшего брата костюм лучше, чем у тебя. Зачем ты его надел?
Я посмотрел на его одежду. На нем были хорошие шорты, белая рубашка с распахнутым воротником и кожаная куртка. Я обрел голос:
— Если бы я был одет так же, как и ты, через неделю все это превратилось бы в клочья.
Он не ответил, лишь вновь меня обошел.
— Где, говоришь, ты живешь?
— Я не говорил, но я с фермы в горах.
— Как, говоришь, тебя зовут?
— Ну, ты назвал меня Дэниелом Бууном.
— Дэниел Буун, да?
Сделав еще один круг, он уставился на меня.
— Ты из Нью-Йорка. Я слышу по акценту.
Он перегнулся через прилавок.
— Давай, расскажи мне, это носят ребята в Нью-Йорке? Это костюм бандита?
— Вряд ли я член банды, — ответил я. — А ты?
— Здесь? Нет, мы играем в боулинг.
Некоторое время мы говорили об игре, потом он посмотрел на часы.
— Я должен идти. Ты круто выглядишь, Буун. Чем ты занимаешься, играешь в ковбоев и индейцев?
— Приходи на ферму Грибли, и я покажу, чем занимаюсь. Я исследую. Кто знает, когда раздастся взрыв и нам вдруг придется уметь коптить оленину.
— Эй, парни из Нью-Йорка определенно умеют говорить загадками. Что это значит, сжечь квартал?
— Нет, это значит коптить оленину, — сказан я. Потом я вынул кусок оленины из кармана и дал ему. Он понюхал и вернул его мне.
— Эй, — сказал он. — Ты что с этим делаешь, ешь?
— Конечно, — ответил я.
— Не знаю, отослать тебя домой поиграть с моим братишкой или вызвать полицию.
Он пожал плечами и повторил, что ему надо идти. Когда он повернулся, чтобы уйти, спросил:
— Ферма Грибли?
— Да. Приходи, если найдешь.
Я просматривал журналы до тех пор, пока клерк не изъявил желание что-либо мне продать, после этого я вышел. Большинство людей было в церкви. Я пошатался по городу и вернулся к дороге.
Приятно было вновь увидеть людей. На окраине города из дома выбежал босой малыш, и мама бросилась его догонять. Я поймал бутуза за руку и держал пока, мама не забрала его. Когда женщина поднималась по ступеням, она остановилась и посмотрела на меня. Она подошла к двери, потом вновь спустилась и опять посмотрела на меня. Я понял, что выгляжу слишком необычно, и отправился в горы. Я прошел мимо дома старушки с земляникой, чуть не зашел к ней в гости, но что-то заставило меня пойти домой.
Я нашел Внушающую Страх, отвязал ее, погладил по кремовым перьям на груди и заговорил с ней:
— Внушающая Страх, сегодня у меня появился друг. Ты думаешь, именно этого я и хотел все это время?
Птица чуть слышно пискнула.
Я шел, вороша ногами листья. Мне было грустно. С одной стороны, я был рад знакомству с мистером Курткой, так я назвал его, потому что не спросил его имени. Мне он нравился, несмотря на то, что мы даже ни разу не дрались. Со всеми своими лучшими друзьями я всегда дрался, а потом, после того как раны заживали, они начинали мне нравиться.
Смеркалось. Поползни, прыгавшие по деревьям, утихли. Гаички испарились. Со стороны дороги раздался крик одинокого ворона. Не было слышно ни насекомых, ни дроздов, иволг, виреонов, малиновок.
— Внушающая Страх, — сказал я. — Зима. Наступила зима, и я абсолютно забыл сделать ужасно важную вещь — запасти дров.
Моя глупость унесла от меня прочь мысли о мистере Куртке, и я стремглав полетел в долину. Внушающая Страх хлопала крыльями, чтобы удержать равновесие. Переходя через ручей к своему горному убежищу, я сказал птице:
— Иногда я задумываюсь, доживу ли до весны.
Я запасаю дрова, и начинается зима
Теперь я почти подошел к рассказу о буре. На следующий день я рано проснулся с мыслью о дровах. Я был рад услышать дроздов и гаичек. Они внушили мне уверенность, что я успею собрать дров. Птицы были яркими, шустрыми и абсолютно не заботились о предстоящей буре. Я взял с собой топор и отправился в путь.
Я вырубил почти все деревья рядом со своим домом, поэтому пошел к ущелью.
Сначала я собрал все сухие ветки под деревьями и оттащил их к дому. Потом вырубил засохшие деревья. Собрав все, я вошел в тсугу и вытянул руку. Я сделал крест из иголок. Там, где он получился, я буду класть дрова. Я хотел доставать дрова из дерева, когда снега будет много. Я сложил большую поленницу. У другой стороны двери сделал еще крест и сложил дрова туда. Потом я осмотрел обе поленницы, и у меня родилась идея. Решил, что когда израсходую эти запасы, то проложу путь сквозь снег к следующей, а потом к следующей. Я сделал много вязанок, ведущих в лес.
Я посмотрел на небо. Оно было голубым, как летом, но в ущелье вокруг водопада начала замерзать вода. Приближается зима, хотя каждое утро солнце было ярким, а дни — безоблачными. Я срубил еще деревьев. Вот тогда ощутил, что мне страшно. Я продолжал запасать дрова, как нервный ребенок, грызущий ногти.
Я практически успокоился, когда увидел, что приближается снежная буря. Теперь я как раз дошел до того места, откуда начал рассказывать. Не буду пересказывать, я продолжу с облегчением о веселье и прелести жизни в горах зимой.
Барону нравился снег, он прыгал по нему каждый день, пока мы с Внушающей Страх завтракали. Джем профессора Бандо был моей отрадой холодным утром. Я ел его с блинами из желудей, которые улучшил, добавив орехи гикори. После завтрака мы с Внушающей Страх выходили наружу и спускались с гор. Она летала надо мной, когда я, поскальзываясь и спотыкаясь, катился к устью реки. Оно замерзло. Я вышел на лед, сделал лунку и начал ловить рыбу. Снег блестел на солнце, с дерева на дерево летали птицы, а я возвращался домой со свежей едой из долины. Под снегом я нашел листья гаультерии и зимолюбки. Вернее, я подсмотрел это у оленя, который нашел под снегом много пищи. Также я обнаружил мхи, которые они любят, но решил, что мох не для меня.
Около четырех часов мы отправились домой. Дрозды, гаички, кардиналы, Внушающая Страх и я. А потом настали самые замечательные деньки. Я останавливался на лугу и отпускал Внушающую Страх с кулака. Она взлетала ввысь и ждала меня, пока я пинал ногами травы, погруженные в снег. С места срывался кролик, иногда фазан. Стрелой размером не больше булавки с неба летел мой прекрасный сокол. На земле она ловила свою добычу. Ее идеальные перья поднимались, а крылья обнимали еду. Она не трогала добычу до тех пор, пока я не подходил и не забирал ее. По дороге домой кормил птицу, а потом забирался в дерево, разжигал огонь в камине, и мы с Внушающей Страх начинали зимний вечер.
