1
Beauty and the Beast
Более всего улица напоминала судоходную реку.
Убийственная стремнина проезжей части; относительно безопасные берега тротуаров. Под деревьями и у бордюров твердь истончалась, превращалась в зыбучую топь. По асфальтовому руслу несся поток катеров-автомобилей, отблескивая лаковыми боками: они вдруг проступали с неправдоподобной четкостью и рельефностью, словно гений 3D-графики в мгновение ока даровал им плоть и объем парой мазков виртуальной кисти — и блекли, расслаивались гирляндой истончающихся дублей, с глухим ворчанием уносились прочь, оставляя за собой меркнущие хвосты, от которых кильватерный асфальт оборачивался темной, тяжко колышущейся жидкостью.
Засмотревшись на это зрелище — сказать по правде, жутковатое и сюрреалистическое — Ямщик пару раз налетал на прохожих, ну, или они на него, это как посмотреть. Впрочем, как ни смотри, прохожие Ямщика игнорировали, нечувствительно проходя сквозь него, и Ямщик обругал себя за предрассудки — сам он так и не научился вычеркивать из бытия идущих навстречу людей. Опираясь на палку, он брел, не зная, куда. Туго забинтованное колено вело себя сносно: ныло с тягучей монотонностью, но по крайней мере не взрывалось новогодней петардой через два шага на третий. Оказавшись на твердом, фактурном до умиления «островке безопасности», Ямщик остановился перевести дух. За распахнутым настежь окном первого этажа — лето, жара; у них что, кондиционера нет? — во всех подробностях просматривалось нутро парикмахерского салона «Beauty». Вот уж где в зеркалах недостатка нет! Салон буквально исходил материальностью, щедро выплескивая ее избыток на улицу. Зайти, что ли? Он нуждается в убежище, в норе, где можно окопаться, пересидеть; поспать, в конце концов, без опасения провалиться в тартарары!
Вход в салон прятался в узкой арке подворотни. Там копился угрюмый сумрак, там все выглядело опасным, ненадежным: холст загрунтован, но эскиз едва намечен, так, набросок вместо полноценной картины. Часть эскиза, у перекошенной, изъязвленной мерцающими прорехами двери «Beauty» скучал одинокий курильщик. Тучи плыли над живым вулканом: казалось, курильщик и сам состоит из загустевшего дыма. Фигура колыхалась, рвалась на пряди — и вновь уплотнялась, но не полностью: левая рука нормальна, правая извивается по ветру бесформенным щупальцем. Живот материален, бок — студень. Лицо течет наподобие теряющих форму часов Сальвадора Дали. И лишь в зубах ярко рдеет огонек сигареты, ничего, однако, не освещая.
Соваться в подворотню расхотелось. Но пока Ямщик соотносил высоту подоконника и свои незавидные возможности, пока раздумывал — плюнуть и ковылять дальше, или попытать счастья через окно — в арку со двора, пятясь задом, втиснулся черный «Mitsubishi Pajero», наглухо закупорив проход с внутренней стороны. На подворотню явление джипа произвело поистине магическое действие — впору было поверить, что за рулем сидит чаньский патриарх, одно лишь присутствие которого стирает пыль с зеркала реальности и выставляет все сущее в истинном свете.
— Зеркала патриархов, — пробормотал Ямщик. — Удачное название для рассказа…
Тонированные стекла, лак крыльев и капота, зеркала заднего обзора — этого, в сочетании с окнами дома напротив, откуда солнце било отраженным светом, хватило, чтобы курильщик из призрака превратился в долговязого парня: шорты цвета хаки, на фиолетовой футболке скалится череп. Подворотню будто осветил луч софита, рельефно обозначив выщербленный асфальт, старую, но добротную кирпичную кладку стен. С удовлетворением рыкнув напоследок, джип сдал на метр назад и затих, выключил мотор.
Путь был свободен. Ямщик шагнул к арке — и замер в сомнениях. А если джип уедет? Вернее, когда он уедет? Что тогда? Через окно? Опыт у нас уже есть, здоровья нет, а с опытом все зашибись, да и пониже тут, чем в мавзолее Ильича…
Облако парфюмерных ароматов накрыло его в крошечном холле. Оно было настолько плотным, что казалось зримым. Одеколон, туалетная вода, пудра, лосьон, шампунь, лак для ногтей, краска для волос — должно быть, все это чудесно отражалось, а значит, цвело и пахло. Сам холл был не менее реален и осязаем, чем букет парфюмов: клубы зеркального дыма у входной двери и на стене, а также внешнее громадное стекло, отделявшее «Beauty» от улицы, этому исключительно способствовали. Еще одно зеркальце — у входа, на столике кассирши; или кто она там? Кассирша, ярко-рыжая лиса постбальзаковского возраста, придирчиво изучала свое отражение. Ямщик позавидовал рыжей: везет же людям! И голова у них не болит… Прохромав мимо лисы, он миновал куцый коридорчик — тут пол едва заметно играл, пружинил под ногами — и оказался в парикмахерском раю.