– Такое сокровище, как ты, действительно нуждается в более достойной невесте. Я не хочу начинать жизнь с проклятий, – сказала Александра Славе.
– А я не хочу плясать под их дудку! – решительно ответил Славка. – Они и братьев моих женили по собственному выбору. Старшего познакомили с дочерью Героя Советского Союза, и у них всяческие льготы, пайки, «Волга» вне очереди. А я вижу, как брат живёт и мучается с этой курицей слепой, изменяет ей при каждом удобном случае. Я так не хочу. Сегодня же пойду и скажу, что женюсь на тебе!
– Что ты сказал? – грозно навис над Славкой могучий отец. – Как посмел родителей ослушаться?
– У нас будет ребёнок, Саша беременна. Я должен жениться, – тихо, но решительно ответил Славка.
– А кто там разберёт, чей это ребёнок – твой или чужой? – выступила вперёд Ольга Петровна. – Ты эту девку не знаешь, она под любого ляжет. Может, вообще врёт, чтобы женился. А ты, неблагодарный, посмотри на свою мать, я за всю жизнь хорошего платья не износила. Всё для сыновей, для твоей учёбы. И только ты на ноги встал, зарплату приличную в дом приносить начал, тут тебя первая встречная проходимка захомутать решила! Ну уж нет! Только через мой труп! – пообещала мама и инсценировала сердечный приступ.
Славка испугался и вызвал неотложку. Потом, заподозрив маму в неискренности, повоевал ещё пару дней, отстаивая своё право на любовь, но, поняв, что родителей не переубедить, ушёл из дома.
Славка с Сашей сняли комнату и с энтузиазмом принялись вить своё семейное гнёздышко в ожидании дня, когда уведомят родное государство, что спят вместе под одним одеялом, и строгая тётка с красной лентой поперёк живота торжественно объявит их мужем и женой и назовёт новой ячейкой общества. Саша понимала, что ни фаты, ни белого платья, ни кукол на капоте «Волги» при сложившихся обстоятельствах у неё не будет. Да не очень-то и хотелось, главное, чтобы родители успокоились и не стали проклинать их. Страшно начинать семейную жизнь с проклятий, и очень хотелось, чтобы все жили в любви и согласии, без ссор и конфликтов.
Наступил заветный день. До мероприятия оставалась пара часов, уже был накрыт круглый стол в доме у Сашиной мамы – для самых близких гостей. Когда Саша услышала звук подъезжающего автомобиля, выглянула в окошко. Никто не спешил выходить из знакомого автомобиля, только раздался длинный, требовательный сигнал.
– Это мои братья! – обрадовался Славка. – Всё-таки одумались и приехали нас поздравить!
Он поспешил им навстречу. Но в машине сидели, как в бронетранспортёре не очень дружественного соседнего государства. Ни одна дверь не открылась, и никто не вышел наружу с цветами. Саше вдруг стало очень тревожно, ей хотелось крикнуть, позвать Славку назад, но не смогла даже пошевелиться. Она видела, как медленно открылась задняя дверь и кто-то жестом пригласил Славку внутрь. Он топтался в нерешительности. Потом, видимо, по чьему-то требованию всё-таки сел, но как-то нехотя, бочком, и ноги его оставались на земле, вне автомобиля. Как будто хотел показать Саше, что он здесь – рядом, только присел на минуточку, сейчас выслушает братьев и вернётся к любимой. Саша как будто смотрела немое кино в проёме окна. Последним кадром этого эпизода были Славкины ноги, нелепо торчащие из внезапно рванувшего с места автомобиля.
Александра сидела в прострации, без единой мысли, ничего не видя и не слыша, кроме тиканья больших настенных часов, стрелки которых показывали двенадцать. Вяло подумала: «Время нашей регистрации. Значит, он уже никогда не вернётся». И снова отрешилась от всего внешнего. Гости заходили в комнату и выходили из неё, тихо перешёптывались, как будто в центре стоял не стол, накрытый к торжеству, а гроб с покойником. Мама попросила школьную подружку Катю не отходить от Саши ни на шаг, и та сидела молча рядом. К счастью, мама не догадывалась о Сашиной беременности.
Ночью Саше приснился сон: рванувшая с места машина и выпавший из неё Славка, кувыркающийся через голову и сломавший шею. Бездыханный, он лежал в кювете в страшной позе, лицом в пыли. Она проснулась с учащённым сердцебиением, в насквозь промокшей ночной рубашке и не могла понять, что это было – сон или явь. Её трясло в ознобе, всё перемешалось в воспалённом мозгу. Два дня Саша пролежала с высокой температурой. Пришедший по вызову врач сказал, что это стресс, и выписал успокоительные таблетки, которые Саша не стала принимать, чтобы не навредить малышу. Страшный сон не выходил из головы, и она решила позвонить родителям Славы только лишь для того, чтобы убедиться: с ним всё в порядке. Трубку взяла Ольга Петровна. Саша спросила Славу и услышала в ответ: «Это я у тебя должна спросить, змея подколодная, куда ты дела моего сына? Ты украла у меня мальчика! Где мой сын?» Земля ушла из-под ног у Саши: «Значит, это был вещий сон. А родители даже не знают, что с ним случилось, и он лежит до сих пор в этом кювете. Господи, надо же его искать!» Она трясущимися руками стащила пижаму, надела спортивный костюм и выскочила из дому. Саша бежала в другой конец города. В такой поздний час городского транспорта не дождаться. Она задыхалась, ноги подкашивались, но было ещё далеко. Уселась отдышаться прямо на обочине, на влажную, холодную землю. «Но как я посмотрю им в глаза? – со страхом подумала Александра. – Это я во всём виновата! Разве горе родителей, потерявших сына, может сравниться с моим горем?»
Провинциальный городок погрузился в сон, когда она подошла к Славкиному дому, увидела освещённые окна веранды. В темноте нащупала щеколду в калитке, вошла во двор. Проснулась и злобно залаяла овчарка, загромыхав цепью. Дверь веранды открылась, и в освещённом проёме двери возникла фигура Ольги Петровны. На лице её не наблюдалось признаков слёз по безвременно ушедшему сыну. Аккуратно уложенные волосы и подкрашенные губы, яркое, цветастое платье привели Сашу в некоторое замешательство. Она растерялась и не знала, что сказать. Не осознанная ещё мысль, что её планомерно и целенаправленно обманывают, забрезжила где-то вдали, на периферии сознания. За спиной Ольги Петровны она увидела накрытый стол для позднего чаепития: чашки в ярко-красных маках, вазы с домашним печеньем и напряженные лица друзей, недовольные внезапным вторжением незваной гостьи. После секундного замешательства Славкина мать пришла в себя и не отступила вглубь веранды, как ожидала Саша, приглашая войти в дом, а резко толкнула её в грудь и с ненавистью прошипела в лицо:
– Вон с моего порога, шлюха! В нашем доме нет места грязным подстилкам!
И дальше – много, очень много страшных, чудовищных слов, которые невозможно было слышать из уст интеллигентной Славкиной мамы. Саше стало дурно, потемнело в глазах. Она медленно оседала на сырую землю недавно политого газона и с запозданием подумала: «Сейчас я упаду и испорчу им цветы. Зачем я здесь?» А Ольга Петровна, стоя над ней, в исступлении продолжала кричать страшные слова, брызгая ей в лицо слюной и потрясая сжатыми кулачками. Саша не помнила, как долго оставалась лежать на рыхлой сырой земле ухоженного газона. Может, всего несколько секунд? Может, и дольше? Помнит лишь обеспокоенные лица людей, склонившихся над ней. И слова Ольги Петровны: «Не верьте ей! Змея – живучая, притворяется! С такими ничего не случается!» Саша с трудом поднялась на ноги. В ушах звенело, к горлу подступила противная тошнота. «Скорей уходить отсюда – от позора, подальше от этого дома», – думала она, пробираясь к калитке, придерживаясь руками за ограду, спотыкаясь на узкой тёмной дорожке. И пока не свернула за угол улицы, слышала оскорбления и проклятия в свой адрес, посылаемые Славкиной матерью. После этого визита Саша, «откалаханенная» «интеллигентной» Славкиной мамой, неделю провалялась в постели с горячкой.
