Две недели спустя Каганович подтвердил, что у «Ежова дела выходят хорошо! Он крепко, по-сталински, взялся за дело»{260}.
Назначение Ежова не было внезапным решением; оно вынашивалось в течение долгого времени. Как сказал Е.Г. Евдокимов (на допросе в 1939 году), уже во время июньского (1936) пленума Ежов проявлял интерес к работе в НКВД, «даже в качестве заместителя Ягоды». Некоторое время спустя, когда Евдокимов настойчиво убеждал его принять руководство НКВД, Ежов дал понять, что «вопрос о его назначении на пост Народного комиссара внутренних дел решается»{261}. Возможно, что Сталин сначала хотел сделать Ежова заместителем Ягоды, чтобы тот выжил последнего с его поста — он так и поступил позже, когда заменил Ежова на Берию. Но, по мере развития ситуации, он принял решение о немедленном назначении Ежова.
Первым, кого Ежов принял по возвращении из Сочи, был его протеже Г.С. Люшков, бывший заместитель начальника секретно-политического отдела ГУГБ НКВД, которого Ягода незадолго до этого назначил начальником УНКВД Азово-Черноморского края. М.И. Литвин, знакомый Ежову со времен работы в Казахстане и бывший затем его заместителем в Распредотделе, стал начальником отдела кадров НКВД. Начальнику УНКВД Московской области С.Ф. Реденсу было также обещано новое назначение. Ежов оказывал особое доверие чекистам с Северного Кавказа, таким как Ефим Евдокимов (с начала 1937 года глава партийной организации Азово-Черноморского края), В.М. Курский, И.Я. Дагин, Н.Г. Николаев-Журид и П.Ф. Булах. 16 октября начальник Управления пограничных и внутренних войск НКВД Михаил Фриновский был назначен заместителем наркома внутренних дел, хотя в то же время Агранов, которого Ежов считал слишком близко связанным с Ягодой, сохранил пост первого заместителя. В декабре 1936 года Агранов даже был назначен начальником ГУГБ. Из КПК и Секретариата ЦК, кроме Литвина, Ежов забрал с собой В.Е. Цесарского (стал Особоуполномоченным НКВД и занимался расследованием должностных преступлений и проступков чекистов, а с ноября 1936 начальник учетно-регистрационного отдела ГУГБ), С.Б. Жуковского (стал начальником АХУ НКВД), и И.И. Шапиро (заместитель, затем начальник секретариата НКВД). Другими знакомыми Ежову людьми, получившими назначения на высокие должности, были С.Г. Гендин, П.А. Коркин, А.Р. Стромин, Г.Н. Лулов, Л.В. Коган, М.С. Алехин и 3. И. Пассов{262}. Ежов хорошо знал их со времени расследования убийства Кирова, а Фриновского — когда начал курировать НКВД. Он знал, что Фриновский, Евдокимов и Реденс имели разногласия и враждовали с Ягодой.
В глазах общественности назначение Ежова не свидетельствовало об усилении террора. Бухарин, например, был даже доволен этим, как вспоминала его вдова. Его отношения с Ежовым были ровными, и до конца 1936 года он верил, что новый глава НКВД не станет заниматься подлогами и фабрикацией дел{263}. В отличие от Ягоды, Ежов не был выходцем из «органов», что считалось его достоинством. «Большинство старых чекистов, — как пишет один из них в своих мемуарах, — были убеждены в том, что с приходом в НКВД Ежова мы, наконец, вернемся к традициям Дзержинского, изживем нездоровую атмосферу и карьеристские, разложенческие и липаческие тенденции, насаждаемые в последние годы в органах Ягодой. Ведь Ежов, как секретарь ЦК, был близок к Сталину, в которого мы тогда верили, и мы полагали, что в органах будет теперь твердая и верная рука ЦК»{264}.
Дагин считал, что с приходом Ежова в НКВД восстановится «дух партийности», но позднее он разочаровался в этой своей идее[30].
Кампания против оппозиции в партии продолжалась. Ежов написал проект решения Политбюро «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», который Сталин подписал 29 сентября; «троцкистско-зиновьевских мерзавцев» с этого времени надлежало считать как «разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе», и с ними со всеми следовало покончить{265}. Сталин удалил один пункт из проекта: требование расстрела нескольких тысяч троцкистов и высылки еще нескольких тысяч в Якутию{266}. Несколько дней спустя Ежов вместе с Вышинским обратился в Политбюро с просьбой о санкции на осуждение 585 участников троцкистско-зиновьевской контрреволюционной террористической организации «по списку» и 4 октября Политбюро согласилось с этой просьбой{267}.
7 октября Ежов направил Сталину показание одного из рядовых участников блока правых, который признал существование «террористической организации правых» с планами убийства Сталина, а также сообщил о том, что ему известно от Томского о «правом центре», в состав которого входят Бухарин, Рыков, Томский и другие{268}. В это время к Бухарину и Рыкову только нащупывался подход через их окружение, и понемногу накапливался против них материал. Хотя совсем недавно в августе Ежов высказывался по отношению к правым достаточно умеренно, интерес к ним после августовского процесса 1936 года продолжал существовать. Полагали, что Сталин снял Ягоду с его поста за недостаточное внимание к правым, тогда как в сентябре 1936 года незадолго до своего смещения Ягода в действительности направил Сталину показания некоторых рядовых правых, которые уже были арестованы. Эти показания содержали обвинительный материал против Бухарина, Рыкова и Томского. Ягода далее писал: «Особый интерес представляют показания Куликова о террористической деятельности контрреволюционной организации правых»{269}.
Стало ясно, что пониженный интерес Сталина к обвинительному материалу против Бухарина и Рыкова был лишь временным; пока не было собрано достаточно доказательств, смысла в привлечении общественного внимания не было. В то время следующими на очереди были арестованные троцкисты — Пятаков, Сокольников и Радек.
С этой точки зрения Ежов и сам был настроен против подготовки нового публичного процесса и, возможно, он оказал влияние на решение Вышинского о недостаточности материалов для процесса против Бухарина и Рыкова, опубликованное 10 сентября{270}.
Хотя Ежов не был первым, кто привлек внимание Сталина к правым — Ягода тоже сделал это — у Ежова было преимущество, состоявшее в улавливании настроения Сталина и понимании того, чего тот хочет именно в данный момент, и как именно надо действовать в соответствии с этим. Действия Ягоды против Бухарина и Рыкова не были подкреплены никакими доказательствами, и ему пришлось отступить. Возможно, Сталин объяснил ему, как надо действовать. Позднее, в сентябре, Ягода начал собирать обвинительный материал, получая его на допросах рядовых правых. В нем содержались упоминания о террористических группах правых, а также о Бухарине и Рыкове. Эти материалы он посылал Сталину. Чем больше становилось такого материала от рядовых арестованных, тем труднее было лидерам правых опровергать его, и тем более вероятным становилось их преследование. Такой способ действий не был изобретением Ежова, как это часто предполагают, он просто продолжил это в своей новой должности наркома.
