78. Предостережение
Однажды Эдит позвонил Ив Монтан. Он попросил ее о встрече, и Пиаф пригласила певца к себе.
Монтан устроился в кресле рядом с диваном, на котором лежала Пиаф. Сидеть ей было уже трудно, и она старалась лишний раз не подниматься.
– Эдит, ходят слухи… – начал он.
Пиаф улыбнулась.
– О том, что юноша по имени Теофанис Ламбукис втерся ко мне в доверие, чтобы заполучить все мои деньги?
– Ну… можно сказать и так, – смутился Ив.
– А я согласна и на это. Что мне еще осталось? Только любовь этого мальчика и сочувствие друзей. Я больна, Ив. Очень больна. Врачи говорят, что не доживу до следующего Рождества.
Монтан смотрел на нее, и лицо его все больше темнело, а взгляд тускнел.
– Пусть все достанется ему… Но, поверь, это только песни. Я не хочу оправдываться перед тобой, Ив. Не хочу что-либо доказывать. Но, поверь, после меня Тео получит только память об этой любви… И это меня ранит больше всего. Если бы знала, копила бы, а не тратила. Для него.
79. Все ради тебя
Тео появился на пороге комнаты, где лежала уже одетая Пиаф. Наступило время второго завтрака. Он опустился на колени перед диваном. Поднос поставил на пол – прямо на мохнатый ковер, который некогда подарила Пиаф Маринетта Сердан… В доме было много вещей, напоминавших о прошлом. И Тео об этом знал.
– Я не хочу есть, – устало сказала Пиаф. – Мне больно есть, малыш.
– Ты должна, Эдит. Ради меня. Прошу… Это была старая уловка, которая неизменно срабатывала. Если Эдит наотрез отказывалась, лицо Тео выражало столь неподдельное, искреннее страдание, что она тут же сдавалась.
Она проглотила ложку бульона и поморщилась.
– Невкусно? – встревожился Тео.
– Нет, что ты. Дело вовсе не в этом. Вкусно, очень вкусно.
У парня в самом деле были воистину золотые руки. Готовил он превосходно. И даже прогнал кухарку – чтобы управляться на кухне самому…
На сцене Эдит и Тео.
Внезапно он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Это произошло в тот момент, когда Пиаф допила, наконец, свой бульон и съела маленькую горячую булочку с маслом. Тео рассмеялся. А потом обернулся.
В дверях, за шторой, стоял человек с печальными глазами. На немой вопрос Тео он сказал:
– Я Ив Монтан. Я пришел извиниться перед тобой, Тео.
– За что?
– За то, что плохо подумал о тебе.
80. Ветер в лицо
Он увозил ее прочь из Парижа. В лес, к реке, в поля. Пиаф вдыхала запах нагретой солнцем травы, наслаждалась солнцем. Тео бежал вдоль реки, раскинув руки и поднимая пятками тучу брызг. С криком подбегал к ней, падал у кресла, в котором сидела Пиаф, и обнимал ее ноги. Зарывался лицом в исхудавший живот и – целовал это изможденное страданиями тело.
Пиаф обнимала его голову, перебирала пальцами его жесткие непослушные волосы.
– Почему ты плачешь? – с тревогой спрашивал Тео.
– Плачу? Разве? Я счастлива, мой мальчик. Как же я счастлива, – улыбалась Пиаф сквозь слезы…
После этих прогулок ей становилось хуже. Но она не признавалась Тео, что выезды за город изматывают ее. Она терпела и даже ждала каждого такого дня. Пусть ей будет потом плохо. Но ради этих блаженных часов она готова вытерпеть все.
А еще они собирали друзей. Дом наполнялся людьми. И Пиаф смеялась:
– Тео, ты сейчас в неплохой компании моих бывших возлюбленных.
На что кто-то обязательно откликался: – И если бы только ты знал, малыш, как мы тебе завидуем!
Эта маленькая ложь веселила Эдит. Тео хмурился, но недолго – лишь несколько минут. На самом деле ему нравилось быть в компании этих знаменитых людей. Несмотря на их таланты и заслуги, Эдит выбрала из них именно его.
Прогулка с любимым.
81. Весь мир у моих ног
Несмотря на тяжкий недуг, Пиаф продолжала давать концерты. Именно это и еще, вероятно, любовь к Тео, продлили ей жизнь. После вердикта врачей Эдит прожила не восемь месяцев и даже не год, а почти два года.
Еще в 1960-м году Пиаф выходила на сцену «Олимпии» 12 недель подряд. Ее последние песни были записаны и разошлись в миллионах пластинок. Но для самой Пиаф это была изматывающая и очень тяжелая работа.
Она уже не предпринимала попыток сыграть в кино или в театре. Последним, восьмым по счету, фильмом стала лента «Любовники завтрашнего дня» 1959 года. Право, пророческое название – в отношении судьбы самой Эдит Пиаф.