74. Приговор
Он был на двадцать лет моложе ее. Но когда они впервые появились на публике вместе, впечатление было таково, что идут даже не мать с сыном, а бабушка с внуком. В 46 лет Эдит выглядела лет на 15 старше своего возраста…
Спустя всего несколько дней после той встречи, она узнала приговор врачей – неизлечимая форма рака. Жизнь подходила к концу. Впереди Пиаф ждали только еще более непереносимые страдания.
Но именно сейчас к ней вернулся вкус к жизни. Да, она хотела жить. Жить ради этого влюбленного мальчика. И дело было не в том, что он ее любил. Ее любил едва ли ни весь мир, его мужская половина – точно. Дело было в том, что она влюбилась сама. Решительно, бесповоротно, с первого взгляда. Влюбилась тогда, когда было уже поздно любить. Когда на страсть не осталось сил, а на любовь – жизни. Когда был запущен обратный отсчет. Когда она должна была умереть, оставив все – и музыку, и публику, и этого трогательного мальчика с причудливым именем.
Чуда не произошло. Приговор врачей и надломил ее, и придал сил. Да, все кончено. Но впереди еще несколько месяцев жизни. И она возьмет от нее все, что сможет. И все, что сможет, отдаст. И этому милому Теофанису. И всем тем, кто ее так любит.
Любовь в очередной раз спасла Эдит Пиаф. Правда, ненадолго. Но каждый день, каждая минута ускользающей жизни принадлежали ей всецело.
75. Вы сильный человек, Эдит
– Я не верю, – сказал Пиаф, выслушав пожилого доктора Пелье. – Этого не может быть.
– Эдит, это не мое мнение. Это мнение консилиума, – ответил доктор после минутной паузы.
Пиаф задумалась. Доктору показалось, что она плачет. Но, присмотревшись, он увидел, что ее глаза сухи.
Пиаф устало улыбнулась.
– Ладно, я вам верю. Вы хороший врач, Пелье. И все эти профессора… тоже хорошие врачи.
– Мы сделаем все, что в наших силах, Эдит. И вам стоит себя поберечь. Отмените все выступления.
– Отменить? – Пиаф подняла голову и посмотрела прямо в глаза Пелье. – А что мне осталось, кроме выступлений? Восемь месяцев жизни?
– Вы можете прожить дольше. Скажем, год… Но болезнь непредсказуема. Все может закончиться и завтра.
– Я пока не тороплюсь, – с грустной усмешкой ответила Пиаф.
Пиаф и Тео. 1960-е годы.
– И все же оставьте сцену. Вам нужен покой. Сосредоточьтесь на вашем здоровье.
– А разве не поздно – сосредотачиваться на здоровье?
Пелье промолчал. А что он мог ей ответить? Он, вообще, жалел о том, что они все рассказали ей в глаза, лишив, хоть и иллюзорной, но надежды. Он даже не знал, как бы повел себя сам, окажись он на месте этой несчастной женщины.
– Не буду больше вас мучить, – сказала Пиаф, поднимаясь.
Она подошла к двери кабинета Пелье. И тут доктор сказал:
– Эдит, вы удивительно сильный человек…
76. Сопротивляйся!
– Мальчик мой, Тео, ты должен знать – я скоро умру.
– Все мы когда-нибудь умрем.
– Мне осталось недолго. Врачи говорят, месяцев восемь.
– Не верь врачам, Эдит.
– Это лучшие врачи Франции. И я им верю…
– Что я слышу, воробышек? Я тебя не узнаю… Где упрямая Пиаф? Где сильная Пиаф? Где любящая Пиаф?
– Я совсем старая, Тео. Я чувствую себя больной и разбитой.
– Ты удивительно молода. И ты победишь свою болезнь. Я верю в тебя. И я тебя люблю…
– Чудес не бывает, малыш. Я должна умереть.
– Прекрати… Ты не умрешь. Не сейчас, не через восемь месяцев и не через год. Ты не сможешь. Рядом с тобой я.
– Не смогу? Что ты говоришь? Разве остановить смерть в наших силах?
– А разве нет? Смерти, воробышек, вообще, не существует. Мы не можем ее ощутить, не можем понять. Значит, ее нет вообще.
Любовь сильнее смерти. После вердикта врачей Эдит прожила еще два года.
– Если бы так. Ты говоришь это, потому что молод и здоров.
– Я говорю это, потому что люблю тебя больше жизни. Я готов ради тебя на все.
– Даже на страдания?
– О каких страданиях речь, Эдит? Быть рядом с тобой для меня счастье.
– Знаешь, о чем я жалею больше всего? Что это не произошло пять лет назад. А сейчас уже поздно… Слишком поздно, Тео!
